Глава Первая. Жанна Соколова
Глава Восьмая. Лариса Воробьева
Лариса Воробьева родилась в Санкт-Петербурге, в профессорской семье. Ее родители поженились еще в студенческие годы. Жили славно. Единственные дети из известных профессорских семей, они были трудягами, интеллектуалами и «аристократами», как сами себя величали. Много лет ждали прибавления в семье. А не получалось. Антон и Инна поначалу проходили какие-то обследования, принимали в больших дозах витамин Е, вместе ездили на курорты. А потом, когда уже знакомые перестали спрашивать о наследниках, случилось! Инне Алексеевне в тот год исполнилось сорок два.
Первой, кому она сообщила новость, была ее школьная подруга Галька Васина.
Простая баба, родившая трех детей, разведенка с несложившейся личной жизнью.
— Инка, не дури. В нашем возрасте уже климакс наступает. Не рожай. Здоровье потеряешь. Зачем те бе вонючие пеленки? Вы с Тошей по заграницам мотаетесь. Живете в свое удовольствие. Все враки. Дети — это постоянная головная боль. На меня посмотри, я — загнанная лошадь. Карьеру не сделала, личной жизни никакой. А все потому, что рано родила. Думала, вырастут, вздохну немного, собой займусь. Да не тут-то было. Анька замуж выходит, уже беременная. А ей учиться еще нужно. Конечно, на меня внука повесит.
- — Я подумаю, — расстроилась Инна Алексеевна. Самое ужасное, муж тоже не особо обрадовался.
- — Дорогая, я слышал, что поздние дети часто рождаются больными. Она заплакала.
— Больной не больной, но это будет наш с тобой ребенок. Помнишь, как мы мечтали.
На семейном совете — с его стороны пять стариков, с ее четверо — решили уложить Инночку в институт Отта. Срочно отыскалась знакомая докторица.
Все девять месяцев Инна лежала в солнечной палате, окнами в сад. Университет был рядом, и поэтому муж прибегал по нескольку раз на день. Она не скучала. Читала, писала научные работы и мечтала, отчаянно мечтала о своей дочке.
С математической точностью были сделаны все расчеты, и в срок, двадцать пятого июля, родилась ее белокурая львица.
— Невероятно, — прошептала одна из акушерок, видимо, новенькая и не знающая особого статуса Инны, — у такой старой бабы девчонка словно модель, ноги длинные, ресницы огромные, куколка. Я давно таких красивых детей не видела.
Инна не обиделась на молодую нахалку. Она уже знала, что на орбите юности сорокалетние люди кажутся старомодными монстрами. Зато она обрадовалась, что акушерка так славно отозвалась о ее дочери. Была бы ее воля, она бы по просила: «Повторите, пожалуйста, на бис!»
Дома Ларочку ожидали светлая комната с розовыми воздушными шторами, мягкие игрушки и дружная, любящая родня. Бабушки, дедушки, тетушки. По случаю рождения наследницы был устроен банкет в ресторане «Россия». А с новорожденной сидела нянька Варвара. Образованная, знающая несколько языков, играющая на рояле старая дева.
Первые несколько дней после роддома малышка беспробудно спала. Зато потом началось! Она голосила так, что, от бессилия успокоить ее, Инна Алексеевна думала, что умрет от сердечного приступа.
Вскоре в квартире появилось странное существо в рваных джинсах и мятой футболке.
- — Ну, кого кормить нужно, у меня сейчас титьки лопнут!
- — Сначала руки вымойте, — сухо сказала Инна Алексеевна.
Уж как она не хотела прикладывать свое сокровище к груди этой Маши. Девицу разыскали тесть и теща. Машина мать раз в неделю убирала профессорскую квартиру и, услышав о том, что у Инны нет молока, быстро смекнула:
— У моей Машки сыну уже два года, а она все кормит.
Пусть уж нуждающуюся покормит. Молоко материнское было в цене.
- — Ну-ка выгляни, посмотри с балкона, что мой оболтус там делает? — почти приказала Инне девица.
- — Стала бы я еще о мужике волноваться. Ванька там мой, сынуля-дуруля.
— Вы его одного оставили? Девица расхохоталась:
— А что? Он самостоятельный. Да ладно, глаза-то не пучьте. Бабка там какая-то с внуками гуляет. Ну я ее и попросила присмотреть.
Ну и ну!
Ларочка сладко чмокала.
Ох как не нравилась эта Маша Инне. Однажды она сказала мужу:
- — Знаешь, я боюсь, как бы наша дочь не впитала с молоком этой женщины бескультурье и грубость.
- — Успокойся, милая. Все это поэтические выдумки. Ты же знаешь как ученый, молоко — это химическое соединение молекул.
Три месяца утром и вечером Маша приходила к Воробьевым. В последнее время прихватывала с собой Ваню. Говорил он плохо, но матюгаться умел.
Потом, много лет спустя, когда матери что-нибудь не нравилось в дочери, она качала головой:
— Боже мой, боже мой, это все от грубой кормилицы.
До десяти лет жизнь Ларисы была безоблачной. Она училась в специализированной школе, куда ее отвозил дед на «Волге». К ним на дом приходила музыкальный преподаватель. Теннис и плаванье она осваивала вместе с отцом.
Какая она была? Мать считала, что скрытная. Отец боготворил ее и называл только «моя принцесса». Бабушки и дедушки любили ее, но как-то грамотно. Нельзя было сказать, что девочка избалованная или заласканная. Больше всего Ларисе нравилось, что ей разрешали дружить с кем она хочет. А привлекали ее всегда странные личности.
Женька, сын алкоголички Ульки, из первой парадной. Женька вел себя как взрослый мужик. Ему было девять, а Ларисе семь, когда он предложил:
— Лорка, давай вместе жить. Гражданский брак называется. Не век же тебе в девках ходить.
Он долго и упоительно рассказывал о прелестях взрослой жизни. Показал свое богатство в штанах.
— Можешь поиграться, понравится. Потом силой не оторвешь! Лариса брезгливо сморщилась и убежала.
Дома она никому ничего не рассказала. Зато просмотрела «Энциклопедию для девочек» и ничего интересного для себя не обнаружила. Отныне тема мальчиков была закрыта надолго.
Каждое лето вся профессорская семья выезжала на море. В Анапе был куплен уютный домик на тенистой улочке. С апреля по октябрь дедушки и бабушки, сменяя друг друга, жили здесь. Зимой за домом присматривал одноглазый сосед Венька.
То лето выдалось знойным. Они все загорели как головешки. Даже старшее поколение, как ни хоронилось от безапелляционного солнца, словило загар. Отчего у них, особенно у бабушек, на руках и шее повыскакивали новые родинки и веснушки. А по-научному — возрастная пигментация.
Они планировали вернуться в Питер к первому сентября. Родители отца готовились отметить свою золотую свадьбу. Чуть ли не полстраны было приглашено на банкет в университетское кафе, которое когда-то было просто столовкой «восьмеркой».
Самолет отправлялся в Питер после полудня. А ранним утром с Ларисой случилось что-то непонятное. У нее поднялась температура и открылась страшная рвота.
Вызванный доктор важно произнес:
— Господа, готовьтесь к худшему. Может быть, это дизентерия, может быть, желтуха, только анализы прояснят картину. А сейчас госпитализация. И немедленная.
Инна с дочерью отправились в больницу.
Их билеты тут же были проданы страждущим. Сезон, как-никак!
А вечером того же дня жуткая весть прилетела в Анапу. Самолет попал в грозовой фронт, летчик отключил «автопилот» и не справился с управлением. Все пассажиры, экипаж погибли...
Инна не могла поверить в эту нелепую новость. Мозг отказывался принимать страшную информацию. «Это ошибка. Неужели все погибли? Мои, мои должны были выжить...»
Но самое странное: в тот же вечер Лариса вдруг стала абсолютно здоровой. Ни температуры, ни рвоты, все анализы в норме.
— Похоже, что Лорка и себя спасла, и тебя. — Одноглазый Венька последние три дня беспробудно квасил, оплакивая сто пятьдесят жизней.
В один миг жизнь Инны Алексеевны изменилась. Потеряв родных, она стала маниакально бояться за дочь. Чтобы быть рядом все время, она ушла из университета и устроилась работать в школу, где училась Лариса. Инна Алексеевна окунулась в школьную жизнь с головой. Она устраивала дискотеки и «огоньки», возила классы на экскурсии, в выходные по пригородам Санкт-Петербурга, в каникулы по России. Ребята знали, двери квартиры Инны Алексеевны всегда открыты для них. Девчонки прибегали почаевничать и поплакаться о несложившихся отношениях с мальчиками. Ребята обсуждали спортивные новости. Только дочь всегда была на расстоянии. Инна Алексеевна молча страдала.
Что может быть грустнее безответной любви!
Училась Лариса ровно, без особых всплесков и провалов. После восьмого класса заболела театром. Теперь они с матерью ходили на все театральные премьеры. Лариса читала специальные журнала и знала о звездах все-все.
- — Я буду актрисой, — заявила матери. А матери что, хоть актрисой, хоть медсестрой, лишь бы здоровой и счастливой.
- — Актрисами мечтают быть три четверти девочек на Земле, но лишь единицы действительно достойны этой благородной профессии. За свои уроки на дому он брал солидно. В основном в иностранной валюте. Двадцать минут он учил декламировать, двадцать минут двигаться и двадцать минут целоваться.
- — Самое главное в театре — это любовные сцены. Именно они показывают, талантлив человек или нет.
Эту часть занятий Лариса ненавидела. Евгений Арнольдович каждый вечер ел чеснок для уменьшения уровня холестерина. Все его дыхание и даже клетки тела были пронизаны чесночным духом. Когда он обнимал Ларису костлявыми руками, приближал свое лицо, пахнущее чесноком и детским кремом, Лариса думала, что еще чуть-чуть и ее вырвет. Онслюнявил ее губы. Потом отодвигался и восклицал:
— Ты холодна как лед. Не знаю, не знаю, сможешь ли ты быть актрисой! Огня в тебе мало. С этой мыслью о том, что в ней мало огня, она пришла на вступительные экзамены в Театральный институт.
И, конечно, не прошла первый тур. Одних внешних данных было мало. Высоких блондинок с голубыми глазами было предостаточно в приемной старейшего театрального вуза.
Инна Алексеевна расстроилась больше, чем дочь. Лариса свою обиду на весь мир затаила глубоко в сердце.
— Еще придет наше время! — сказала своему отражению в зеркале.
Она поступила на заковыристый факультет технического вуза. Здесь делали деньги на «дурочках», заверяя, что научат их менеджменту, пиару и прочим неизвестным для России премудростям. После пятого курса Лариса надыбала адрес фирмы, отправляющей «по студенческому обмену» за приличные деньги в США. Фирма обещала жилье и работу на все три летних месяца.
Инна Алексеевна безутешно плакала в аэропорту, провожая дочь за границу.
- — Мам, ты ревешь, словно мы с тобой никогда не увидимся больше.
- — Доченька, я бы тебе процитировала «с любимыми не расставайтесь», но даже эти пронзительные строчки не могут передать моей боли. Знай, что я буду жить от звонка до звонка...
Комментариев нет:
Отправить комментарий