МЫШКА

Ира Темкина сидела на кухне со своим мужем Толей, с удовольствием попивая неторопливый субботний кофе.

Вдруг молчаливый и не очень-то яркий на эмоции Толя не то вскрикнул, не то крякнул. Ира проследила за взглядом мужа и завизжала. Вдоль стены, в десяти сантиметрах от Ириных ног, бежала мышь.

Под Ирин визг и застывший взгляд Толика мышка просеменила к холодильнику, залезла под него, оставив хвост снаружи.

— Я сейчас потяну ее за хвост. — Толя решительно взял совок для мусора. Но хвостик тут же исчез.

— Откуда она вышла? — Ира боязливо поджала ноги.

— Я сегодня после работы насыплю яду по углам.

— Они сдохнут и будет запах.

— Что поделать, таковы прелести первого этажа…

Ира вздохнула. Про себя подумала, что Толя как будто упрекает ее. У самого вообще никакой квартиры не было... Но вслух ничего говорить не стала.

Поженились они три года назад. Но самое интересное, Ире казалось, что в первый день свадьбы она знала Толика лучше, чем сейчас. Словно время не сближало их, а разъединяло. Они вместе ели, спали, ездили за город и ходили в гости, и тем не менее каждый был сам по себе. И это было хорошо. Ире нравилось это ощущение душевного комфорта, когда ты как будто бы не один, то есть нет чувства тоскливой заброшенности, и в то же время никто не диктует и не давит. Толику, похоже, тоже нравился такой жизненный расклад. Они вместе славно молчали.

И все-таки иногда Ире становилось неуютно. Ира знала, что кроется за ее собственным молчанием, а вот что таится в голове у мужа? Первое время она пыталась допытаться:

— О чем ты думаешь? Тебя что-то расстроило?

Он отмахивался от вопросов, как от назойливых мух. И Ира правильно оценила ситуацию, жгучим любопытством лишь можно завести себя и разрушить свое спокойствие. Ведь придумать за другого можно все что угодно.

Когда-то она мучилась в догадках, которые непременно затягивали в лабиринты ревности. Ира несколько раз закатывала истерики. Со слезами, криками. Ну и что толку? Ничегошеньки не узнала. Потом за себя саму стыдно было. С тех пор они и молчали.

Толик по субботам подхалтуривал в гаражах. Его приятель, расторопный Серега Болтов, занимался ремонтом иномарок. И на помощь приглашал нежадного и рукастого одноклассника.

Ире это тоже нравилось. Во-первых, как-никак, а несколько субботних сотен увеличивали семейный бюджет. А во-вторых, в этот день она принадлежала себе. Она могла несколько часов кряду валяться с толстым романом и грызть яблоки, при муже ленивицей быть не хотелось. Или мазюкать лица всякими питательными масками, то творогом с яичным желтком, то мясным фаршем. Это ведь секреты, женские секреты. И совсем ни к чему мужской подглядывающий глаз.

— Ну я пошел! — Толик чмокнул ее в щеку, ущипнул за попу. — Отдыхай, расслабляйся.

Но субботняя сладкая атмосфера была разрушена. Ира послонялась по квартире из угла в угол. Везде ей мерещились мыши. Внезапный телефонный звонок вызвал нервную дрожь.

— Ирка, чем занимаешься? — Голос подруги Лили был приглушенный и тягучий, как мед. — Я своих отправила к бабке, наполнила ванну, сижу балдею в душистой пене. Кайф!

— А я от страха маюсь...

— Чего-чего? — булькнула Лиля. Ира в деталях рассказала историю про мышь.

— Значит, так, сделай вот что. Зайди на кухню и громко объяви, что ты собираешься купить яд и всех их потравить. Еще добавь, что муж купит мышеловку и им мало не покажется.

— Ты шутишь, — разочарованно произнесла Ира, поджимая ноги на всякий случай.

— Вовсе нет! Я давно так с хвостатыми общаюсь. У нас на работе настоящий крысятник был. Так я однажды задержалась, дождалась, когда все сотрудники ушли, и провела так называемую крысиную пресс-конференцию. Я им очень выразительно поведала, какие ужасы их ожидают в ближайшее время, если они не покинут помещение.

— И что?

— Пропали. — Лиля опять булькнула. — Это я на бочок перевернулась. Ох и благодать!

— А может быть, кошку притащить? — робко спросила Ира, ее мучила эта занозистая мысль.

— Я тебя хотела спросить, ты узнала телефон портнихи, хочу к Новому году учудить что-нибудь эдакое. Не узнала, ладно. Что-то вода стала прохладная. Пока.

Несколько минут Ира посидела на диване, потом всетаки решилась зайти на кухню, чтобы произнести устрашающие фразы. Все нужно испробовать.

На пороге кухни она замерла. Серый хвостатый комочек лежал прямо посередине.

— Ой, — пролепетала Ира. — Она сдохла или живая? — На цыпочках подошла поближе.

В этот момент мышь забилась в конвульсиях.

— Я боюсь, — как маленькая девочка, плаксиво произнесла Ира. — Нужно срочно звонить Толе. Дрожащими пальцами набрала номер мобильника мужа.

— Толя, Толя, что делать? Она лежит и дергается.

— Кто? — удивился Толик, скорее всего забывший об утреннем происшествии.

— Кто, кто! Мышь! Противная, гадкая. Я боюсь....

— Возьми совок и замети метелкой. Я приду, вынесу на помойку.

— А почему она лежит и дергает ногами?

— Наверное, отравилась. Я сразу заметил, что она както странно двигалась. Да и с чего это вылезла на голоса и свет. Обычно они прячутся. А эта точно чумная была.

— А вдруг она оклемается?

— Смой ее в унитазе. Так будет лучше.

Это было настоящей пыткой для Иры. Дрожащими руками взять совок, потом наклониться, поддеть серый комок, затем на деревянных ногах прошествовать по коридору, бросить в воду.

В последний момент Ире показалось, что в воде мышь начала дергать лапами, словно плыть.

Живая! Вдруг сейчас выскочит. Нужно быстрее смыть ее*.

Но через страх вдруг пробилась другая мысль. «Как я могу топить живое существо? Гадко, ужасно. Бог создал всех тварей. Он может наказать меня. Что плохого сделала мне эта мышка?»

Ира всхлипнула и нажала на кнопку «Пуск». Но серый комок плавал и упорно не желал проваливаться в трубу.

Опять зазвонил телефон. Ира была уверена, что это перезванивает Толик. Должен же он волноваться за свою жену.

Но оказалось, что это Субботина. Одноклассница Катька Субботина, давно уже исчезнувшая с горизонта Ириной жизни.

— Чуешь? — закричала Катька в трубке. — В субботу Субботина звонит, это к большой прибыли, — засмеялась, довольная своим экспромтом. — Че поделываешь, Иркадырка?

— Да вот мышь утопила...

— Ты, оказывается, живодерка. Бог такого не прощает. Скажи, чем тебе мешала эта мышь?

— Толик говорил, они переносят заразу.

— Слушай ты больше болванов. Ира промолчала, обидевшись за мужа.

— Ты че, еще не поняла, что все мужики болваны. Это не я придумала. Это матушка-природа так распорядилась. Мужчины отстают в своем развитии от женщин лет на двести. Я больше всего на свете боюсь, что у меня пацан родится. Так не хочется девять месяцев вынашивать болванчика, а потом еще и взращивать в большого болвана.

— Ты замуж вышла? — осторожно поинтересовалась Ира.

— Не-а, это я про будущее размышляю. Ну ладно, хватит тары-бары разводить. Ты слушай, я чего звоню, завтра наш класс в кафешке собирается. Приходи, поболтаем, друг на друга посмотрим. Знаешь, сколько лет прошло...

— Подожди, сейчас посчитаю. Неужели семь?

— То-то, знаменательная дата. Вы все забыли, а Суббота вспомнила. Деньжат прихвати. У нас складчина. Короче, встречаемся у стекляшки. Помнишь кафешку недалеко от школы? Чао-какао, мне еще много звонков нужно сделать.

«Ой, а я ведь не спросила, нужно одной приходить или с мужем? — Ира смотрела на телефонную трубку. — Ну ладно, не буду перезванивать, Толик все равно не выносит подобных посиделок. Ему не интересно будет. Хотя хотелось, конечно, его девчонкам показать. Он симпатичный, можно даже сказать, солидный. Когда-нибудь они его увидят и позавидуют... А как же одеться? Погода такая непонятная... Был бы снег, в новой шубке бы щегольнула».

Год они откладывали деньги на полушубок из чернобурки. Такой чудный. Ира себя в нем ощущает настоящей гранд-дамой. Жаль, что не покрасоваться... Что еще? Костюм брючный, кстати, в Париже куплен. Ирина начальница себе выбрала, да мал оказался, поплыла в бедрах в зрелый женский возраст, вот и удружила Ирине.

Ира подошла к шифоньеру и стала перебирать наряды. Выбрала черное шерстяное платье. В одном женском журнале она прочитала: «В гардеробе элегантной женщины непременно должно быть маленькое черное платьице. С пиджаком оно создаст деловой вид, с ажурной шалью

— праздничный и изысканный». Ира всегда следовала советам из популярных журналов. Чего самой голову напрягать, когда мудрые люди советуют. У знакомой портнихи было пошито платьице, точно по фигуре. Наконец-то повод нашелся, чтобы надеть.

Толик пришел поздно. Поел и уселся к компьютеру. Очень его завораживала Всемирная паутина. Он радовался как ребенок.

— Теперь, Ирка, можно ни газет, ни книг не покупать, вся информация в Интернете.

Ночью Ирина не могла заснуть. Все думала и думала о предстоящей встрече, она даже примерные диалоги придумывала. Очень ей хотелось одноклассникам что-то доказать.

В школе она училась на четверки. Никогда не была ни яркой отличницей, ни отъявленной двоечницей. В глубине души, как, наверное, у всех середняков, червячок зависти шевелился. Выделиться хотелось, но как? Выше себя не прыгнешь!

Ощущение своей неотразимости и неоднозначности она испытала на свадьбе. Когда все взоры были прикованы к ней, когда она была самая нарядная, когда говорили только о ней. Она любила вспоминать тот день. Сердце ее ликовало всякий раз.

С Толиком они познакомились на чужой свадьбе. Она была среди гостей со стороны невесты, он со стороны жениха. Толик пригласил ее на медленный танец и сказал, что давно ищет вот такую скромную, тихую девушку. Потому как первая его жена была уж очень яркая и пылкая, отсюда ее многочисленные увлечения и романы. Он хочет стабильности.

Дома Ира все без утайки рассказала матери. Та без обиняков высказалась:

— С мужским полом сейчас напряженно. Я перееду к бабушке, а вы тут будете жить. Невеста с квартирой — это особая каста.

И права оказалась. Толик пришел в гости и остался. Надоело ему мыкаться по знакомым и родственникам. Своего жилья у него никогда не было. В Питер он приехал из Кировской области, из деревушки с заковыристым названием. После техникума возвращаться домой не захотел.

Через три месяца сыграли свадьбу. Вот тогда Ира и прочувствовала всю прелесть всеобщего внимания, которым была обделена, но оказывается очень мечтала об этом.

Отчего-то ей казалось, что завтрашняя встреча будет повторением того ликующего дня. Ведь она женщина при муже, при работе, да и выглядит ничего, особенно в маленьком черном платьице. Ни дать ни взять — почти француженка.

Утром в воскресенье она приняла ванну с травяным отваром, почистила скрабом кожу на лице, нанесла питательную маску. К трем часам была готова.

— Ну, Толя, посмотри, как я выгляжу?

— Нормально, как всегда, — пожал плечами муж.

Ничего не понимает в красоте! Она прической целый час занималась, ногти разрисовала причудливыми цветочками, ресницы почти до бровей нарастила. Не нормально, а превосходно!

Возле стекляшки топталась одиноко дылда Субботина. Она нисколько не изменилась, разве только сутулиться перестала. На ней были немыслимое, попугаистого цвета пальто, желтое с зеленым, красные сапоги, а руку оттягивала огромная сумка с надписью «Адидас».

— Меня издалека видно! — Субботина улыбнулась до ушей. — Я теперь знаю самую главную заповедь в жизни — никогда не стесняться своей индивидуальности, а лишь подчеркивать все то, что у тебя есть. Например, мой рост, — гордо расправила плечи она. — Ой, смотри, Караваева с Воронковой идут. Так и ходят вместе — подружки-нюшки.

— Девчонки, привет! — затараторила Воронкова. — Мы, собственно, ненадолго, завтра утром улетаем в Дюссель.

— Дюссель — это что, деревня? — хохотнула Суббота.

— Дюссельдорф, темнота. Мы устроились в приличную семью бебиситерами, заодно язык выучим, страну посмотрим.

— А универ как же?

— Мы академку взяли. Надоело языки по учебникам изучать. Ни вкуса, ни запаха.

— Ба! Смотрите, Димон идет. Клоун!

Дима Петельников действительно шел в самом настоящем костюме клоуна. Колпак, круглый нос на резиночке, огромный бант под воротником.

— Салют, школяры! Это я вас развлечь хочу, ну чтобы вы не забывали, что рядом с вами будущая цирковая звезда. Я уже представил резюме во многие цирки. Меня выбирают, я выбираю...

— Как это часто не совпадает, — пропела Субботина. Потом подошли еще две девчонки, обе носили фамилию Петровы. На Иру никто не обращал внимания. От этого стало неуютно и холодно.

Школьный хулиган и задира Попков подъехал на «ауди».

— Привет, детвора! — Он хлопнул дверью, одернул бардовый пиджак.

— Привет, новый русский, — звонко выкрикнула одна из Петровых. — У нас возле метро все ларьки твоей фамилией помечены. «ИЧП Попкова».

Он засмеялся:

— Что ларьки! Скоро универсамы скуплю...

— Пойдемте уже, зябко. — Воронкова куталась в шаль, как маленькая княгиня Болконская.

Они шумно ввалились в стекляшку, чем напугали барменшу, крупную блондинку с плечами пловчихи. Она захлопала ресницами и нажала какую-то кнопку. Из подсобки вышел толстячок на тонких ножках-копытцах.

— Вы, ребята, чего желаете? — спросил осторожно.

— Пить, есть и кутить! — пискнул кто-то из девчонок.

— Слышишь, братан, — выступил вперед Попков. — Мы с друзьями посидеть хотим культурно. Организуй все по высшему классу. В обидках не оста нешься!

Толстячок засуетился, стал сдвигать столы, стряхивать скатерть.

— Маша! — крикнул блондинке. — Напитки для компании в ящике с особой пометкой возьми, да старые салаты на стол не выставляй. Только свежак!

Наконец все расселись. Выпили за школу, за молодость. Галдели и смеялись, вспоминая учителей и свои проделки. Ира еще, кажется, не произнесла ни одного слова. Так, междометия!

— Друзья, — поднялась во весь свой баскетбольный рост Субботина. — Вы все знаете, что я учусь на психолога. И сейчас я хочу всех вас протестировать. На листах бумаги вы должны написать, где вы были и что делали вчера с двенадцати до часу дня. Запомнили? Где, с кем и, главное, опишите чувство, которое переполняло ваше сердце в тот момент.

— И что ты нам объявишь? — лениво поинтересовался уже с поплывшими глазами предприниматель. — Денежные призы обещаются?

— Это поважнее денег, — нахмурила брови Субботина, — вы узнаете, кто вы есть на самом деле. Вчера с двенадцати до часу был хэллуэин. Это когда были открыты ворота между реальным и сверхъестественным мирами. Стражи ворот — демоны, ведьмы, тени мертвых — проникают в это время в наш мир. Они-то и указывают нам, кто мы есть на самом деле.

Субботина посмотрела на всех строго, как учитель в классе перед контрольной.

— Напрягитесь, ребята!

— А если я на очке в это время сидел? — подал голос клоун.

— Ну не час же! — возмутилась Субботина. — И давай не ерничай, а работай. 

Все притихли. Кто-то наморщил лоб, кто-то уставился в одну точку.

Ира подумала, потом на салфетке, мятой, с пятном помады, накарябала карандашом для бровей. «На кухне. Мышка. Страх и ужас. Топила. Потом страдала и раскаивалась».

Первым сдал свой опус предприниматель. Суббота читала долго, хмыкала, вытягивая губы трубочкой.

Предприниматель усмехнулся:

— Ты, Катька, словно роман слезливый читаешь...

— Не мешай, — отмахнулась Суббота. Наконец все сдали бумажки.

— Ну вот, вы теперь попьянствуйте, а я за соседним столиком поработаю. — Субботина выглядела озабоченной.

— А я предлагаю тост за откровенность, — предложила Воронкова. — Надеюсь, никто ничего не придумал.

Разговор шел вялый, все поглядывали в сторону Субботиной.

— Ну вот, кажется, и все. — Субботина вернулась к общему столу, поднесла к губам фужер с вином.

— Горло нужно промочить.

— А врачам не положено, — пискнула одна из Петровых.

Субботина не обратила на реплику никакого внимания. Залпом выпила красное вино. Слегка поморщилась.

— Значит, так. Я буду зачитывать три слова. А вы попробуйте угадать, про кого речь. Начинаю. 

— «Аудитория. Он уставший и красивый. Влюблена».

— Ясно кто. Зойка Петрова. Она и меня с первого класса

своими влюбленными взглядами изводила. Все повернулись к Зое.

— Ты, Попков, не психолог, воздержись от своих комментариев, — прищурилась Субботина. — Зоя, ты птица в клетке. Пока не научишься ломать эту клетку, ничего хорошего не получится в твоей жизни. Ты сама строишь клетку из иллюзий и придуманных чувств. Не осложняй свою жизнь. У тебя ведь крылья есть, еще и полетишь. А пока научись радоваться простым событиям.

— Умно как! Записать можно?

— Заткнись! — зашикали на клоуна. Каждый с нетерпением ждал своей очереди.

— Дальше. «Проснулся. Некому клевый сон рассказать. Досада». Вадик, — Субботина ласково по смотрела на предпринимателя. — Тебе очень одиноко. Женись. Твои дела пойдут еще лучше. Не киосками, а банками будешь управлять, если будет большой теплый дом с хорошей женой и тремя детьми.

— Мне такой расклад нравится. Еще бы женщину красивую найти, — игриво осмотрел присутствующих дам, вздохнул он: — Девчонки, ни одна из вас на эту роль не годится. Мы ведь с вами в одной горшочной сидели. Никакой загадки. А для любви тайна нужна. — Он замолчал и без тоста отпил коньяк из маленькой рюмки.

— «Мышь. Ужас. Топлю в унитазе». — Субботина читала бесстрастно, как диктор на радио. Все повернулись к Ирине. У нее вспыхнули уши.

— Правильно, это Темкина. Она сама как мышка пугливая. В сложных обстоятельствах может захлебнуться. Жизненная прямая не интересная, если не вмешается необычный случай.

Ира хотела спросить, что Субботина подразумевает под необычным случаем, но психолог уже что-то вещала клоуну:

— Ты, дорогой, весь соткан из слабостей. И дьявол ждет не дождется того момента, когда спихнет тебя в бездну пагубной, дикой зависимости.

— Нужно выпить! — Клоун потянулся к бутылке. Руки у него дрожали, и глаза лихорадочно блестели.

«Мышь, я серая, неинтересная мышь, — грустно размышляла Ирина про себя, когда брела по мокрому асфальту в сторону дома. — Непонятно, почему так получается, что Воронкова со своей подружкой-нюшкой оставили университет, едут нянькаться в неметчину с чужими детьми, и, по мнению Субботы, это здорово. Что она им там сказала?! Что они счастливицы. Умеют сами творить свою жизнь, и еще так замечательно, что они нашли друг друга. Такая гармоничная дружба многого стоит. А мне? Кухня, унитаз. Короткая прямая. Работать, чтобы что-то купить. Потом сварить, съесть, ну а дальше, ясно куда. Стоит ли ради туалета работать?»

Дома ее поджидала мать.

— Ты чего это такая смурная, на тебе лица нет? Я вот вам перцев закрутила, пять банок, да семечек отборных пожарила. Под сериал хорошо пощелкаете...

Ира переоделась, села к столу.

— Ну, рассказывай, как встреча прошла. В чем дев чонки пришли? Кто замуж вышел?

Ира перечислила всех, кто был. Коротко рассказала про каждого.

— Получается, что ты самая успешная, — довольным голосом заключила мать. 

— А что, муж есть, квартирка тоже, работа — не пыльная. Ну чего ты такая грустная? Ой, да ты бледная. Ты не того? — выразительно провела по животу мать. — Ни к чему это, доча, для себя нужно пожить! Ну ладно, заболталась я. Дома ворох дел. Хочу на зиму компотов позакручивать. Побежала я. Толику привет от тещи.

Ночью Ира не могла заснуть, пытаясь разгадать смысл фразы «пожить для себя». Толик похрапывал рядом. Обычно это раздражало ее, она толкала мужа, чтобы он перевернулся на бок и не храпел. А сегодня лежала, вслушивалась в странные звуки и думала, как это странно — чужой человек лежит под одним с ней одеялом.

Утром она слышала, как Толик плескался под душем, потом долго жужжала электробритва.

Уйдет он когда-нибудь?! Отчего-то не хотелось видеть мужа.

Наконец в двери повернулся ключ. Ира тут же вскочила, подбежала к зеркалу. Бледная, лохматая, она определенно себе не нравилась. Мышь, серая, безликая. Она вздохнула и пошла на кухню, чтобы выпить ромашкового отвара, который готовила с вечера в термосе. Мать с детства приучила. Для желудка хорошо, да и для кожи тоже.

На кухне ее поджидала очередная неприятность. Возле мусорного ведра опять лежала мышь. Но в этот раз страха не было. Лишь досада. Ира ловко поддела мышь на пластмассовый совок и подошла к окну.

Глаза у мышки были как черный бисер, круглые и блестящие.

— Чего уставилась-то? — Ира открыла окно и опустила совок.

Ну вот, если оклемается, то пусть живет дальше. А если нет, то вовсе не Ира виновата в ее смерти. Да, наверное, Толик прав, эти мыши наглотались где-то отравы и почемуто помирать выходят на белый свет. Может, помощи ждут? А еще мать говорила, что мыши бегут в дом «к отъезду». «Но кто и куда у нас уедет? Ой, нужно же на работу собираться!»

Ира закашлялась, поперхнувшись теплой водой, пахнущей летом и лугом. Потом нахмурилась и решила, что не пойдет на работу, позвонит попозже и скажет, что заболела.

И так ей стало весело от своей решительности. Проходя мимо зеркала в прихожей, она остановилась на мгновение, задорно улыбнулась и показала язык своему отражению.

В спальне она опять юркнула под одеяло, пригрелась и начала размышлять. Ну и что дальше? Ну вот сегодня она не пойдет на работу, а завтра? Даже если она уволится, то что изменится? На три тысячи будет меньше денег в семье. Ну не будут покупать по воскресеньям торт. Неужели бисквитная масса стоит ее скучных восьмичасовых просиживаний над бумажками с цифрами, которые нужны только для того, чтобы другая женщина в налоговой так же скучала, сравнивая и сверяя эти закорючки. Потом эти цифры перейдут в другие папки. Цепная реакция тупой работы. И Ира три года посвятила этой глупости. От этой мысли стало совсем тоскливо. Но тут же мелькнула другая мысль: «Но ведь многие так живут!»

— А я не хочу, — произнесла шепотом. — Я не хочу, чтобы моя прямая была бы такая короткая: кухня, унитаз... Но что же делать? Где он, этот необычный случай, про который талдычила Субботина.

Зазвонил телефон. За своими размышлениями Ира совсем забыла, что сегодня она прогуливает.

— Эй, подруга, ты че, проспала, что ли? — Светка-бухгалтер, как всегда, жевала что-то. — Наша главная мымра заболела. Отравилась чем-то. С унитаза не слезает, — довольно хихикнула Светка, представляя толстую начальницу в интимном месте. — А у тебя что?

— Не знаю, голова болит, в горле першит, — со врала Ира.

— Сиди дома и не высовывайся. — Светка была беременна и боялась любой инфекции. — Я за тебя все сделаю. Но скоро тебе придется за меня потеть. Или ты тоже, может, в декретный сбежишь?

«Вот еще, размечталась!» — подумала Ира с неприязнью. Мысль о том, что она уволится с этой работы, окончательно окрепла в голове. От этого она вдруг почувствовала свободу и простор в душе. Она беспечно уселась возле окна и уставилась во двор. Сосед вывел свою собаку, черную, лохматую, помесь пуделя с дворняжкой. Собака прошлепала по луже и прыгнула в грязь, где копошились голуби.

«И зачем только люди заводят себе животных? — лениво подумала Ира. — Вон сколько мороки: погулять, помыть, покормить»

На качелях весело агукал малыш в синем комбинезоне. Мамаша раскачивала качели и громко повторяла: «Вверхвниз, вверх-вниз...»

«Может быть, и мне ребеночка завести? — коротко мелькнуло в голове. — Но ведь тогда света белого не увидишь. А кстати, почему Толик не хочет ребенка? Он говорит „Теща права, для себя нужно пожить!“ — Ира наморщила лоб. — Не хочет ребенка, значит, не любит». А она сама-то? Как к нему относится? И вообще, что такое любовь? Неужели их совместная жизнь и называется этим непонятным словом? Во всех стихах и песнях — любовь, любовь, словно это волшебство какое-то...

Все у нее плохо. От работы радости нет, любви, получается, тоже нет. Может быть, нужно все поменять — работу, мужа, жилье. Тогда одноклассники не считали бы ее серой мышью с короткой жизненной прямой...

Сколько Ира просидела у окна, она и не заметила. Смотрела, размышляла, вздыхала.

В комнате уже стало сумрачно. Она услышала, как в двери поворачивается ключ.

— Иришка, ну как ты? — Мать включила свет. — Я Толика с работы сдернула. Он и не знал, что ты болеешь. Нука, покажи моську. О, бледная! Я буль он крепкий сварганила. Толик сейчас руки помоет и салат настрогает. Витамины нужны...

За ужином они, как обычно, смотрели новости.

С экрана что-то бубнили. Рядом сидели мать и муж. Все были сытые. А уж чайник начинал свою горловую песню. И к чаю есть вкусные вафли и коробка конфет. Красота! Тепло, спокойно. Что еще человеку нужно? Ира, вспомнив свои дневные терзания, хихикнула.

— Ты чего? — удивился муж.

— Мышку вспомнила. Сегодня опять полудохлую обнаружила. Но подарила ей свободу. В окно выбросила.

— Ну и зря, кошка попробует на зуб и отравится.

— Но у нее были такие глазки блестящие. Она так на меня смотрела...

— Мало ли кто на кого смотрит! — Толик зевнул и громко захрустел вафлей.