Глава 1 Телемастер
Глава 2 Сын Арестанта
Глава 3 Лев Махов
Глава 4 Отличница
Часть Вторая
Глава 5 На Улице Таврической
Глава 6 Сердечный Приступ
Глава 7 На Крыльях Любви
Глава 8 Великие Переселенцы
Часть Третья
Глава 9 Дедушка Юбер
Глава 10 Сестры-француженки
Ницца быстро забыла бронзолицого моряка Юбера...
И как же удивилась, Жаклин, хозяйка маленькой таверны на берегу, когда ранним утром в дверь постучался вновь этот странный балагур.
- О, ла-ла! – всплеснула руками пополневшая, мягкая, словно разгулявшееся тесто, хозяйка. – А ты несколько не изменился, бродяга, - сказала так, словно укоряла за что-то ей непонятное.
- А, что сделается человеку, в сердце которого благодать, - крепкие зубы мелькнули в улыбке. – У вас я наблюдаю перемены, отчего-то сняли вывеску, приглашавшую пропустить стаканчик с добрым славным Юбером. Где мой старый приятель? Я готов с удовольствием послушать его байки о военных походах и баталиях. В море намолчался на много лет вперед.
- Уже два года, как похоронили Юбера, - хозяйка утерла концом фартука набежавшую слезу. – Вот, теперь одна, как белка в колесе кручусь.
- О… тысяча извинений, мадам, за мой неделикатный вопрос, - вздохнул моряк. – Значит, вы теперь вдова? Грустно…
- Веришь ли, муж мой каждую ночь ко мне во снах является. Извелась я вся. Разговариваю с ним, смеюсь, ласкаюсь, а проснусь – одна. И такой холод с тоской сердце сожмут в тиски, хоть волком вой. Встану, стаканчик винца пропущу, вроде полегчает.
- Ну, давай сегодня, я тебе компанию составлю, - Юбер расположился за столом. – А во сне он приходит к тебе, потому что крепко любил тебя и сейчас любит. Любовь, как и душа, бессмертна.
- Да, будет тебе, больно туманно говоришь, - испуганно отшатнулась женщина. Из полных рук выскользнула чашка, разлетевшись на темные черепки.
- Ой, беда, беда за мной по пятам теперь ходит, - запричитала Жаклин.
- Хватит причитать, лучше к столу садись, гостя накорми, да беседу с ним веди. Вот скажи мне, как моя невестушка поживает?
- О ком ты говоришь, я не припомню наших молодок.
- Тьфу, ты, годы тебе мудрость явно не приносят! Ты, я вижу, совсем забыла, что муж твой, старый Юбер, благословил наш брак с Антуанеттой. Помнишь, как мы пировали?
- А-а, - разочарованно произнесла Жаклин, мешая большой ложкой коричневый соус в глиняном горшочке. – Ты опять за старые шуточки принимаешься, только времена нынче другие.
- А, что мне времена! Когда ты поймешь, упрямая женщина, что Юбер Дюваль слов на ветер не бросает. Веди меня к моей нежной девочке.
- Спят они, - прошептала Жаклин, откинув легкий полог над широкой самодельной кроватью.
- Полюбуюсь и в сердце портрет моей возлюбленной запечатлею, - Юбер замер, с восхищением вглядываясь в детское личико.
Из-под ночного чепчика выбились золотые колечки пушистых волос, густые темные ресницы вздрагивали, как трепетные крылышки бабочки. Розовые губки словно улыбались.
- Ангел!- прошептал Юбер, и глаза его увлажнились.
Заворочалась темноволосая сестрица. Смугловатая мордашка скуксилась, черные стрелки бровок сбежались к переносице.
- Какие они разные, - удивился мужчина, - странно, ведь в одночасье на свет появились.
- Я и сама дивлюсь, - согласилась мамаша. - Знаешь, вот старшая Изабель днем веселится, поет, шалит, а ночью хмурится, плачет, стонет. А младшая, Антуанетта, на людях тихая, лишнего слова не скажет, в глазах часто слезинки поблескивают, а, когда спит, такая ясная, безмятежная. Видишь, как сияет личико!
- Я же сразу понял, что это ангел, посланный мне небесами.
Целый день Юбер провел в Ницце. Он помог хозяйке затариться на
2
рынке продуктами, играл в саду с малышками, даже успел кое-что прибить и привинтить в расшатавшемся без хозяина доме.
Вечером Жаклин поинтересовалась у моряка:
- Ты надолго в наших краях? Я и не ожидала, что помощник из тебя справный.
- Многое ты еще не знаешь, - он ей подмигнул. – Жаль, но через час мы отчалим. Он отвязал от пояса кожаный мешочек. - Возьми, - протянул Жаклин. – Тебе сейчас одной трудно. И постарайся ни в чем не отказывать дочкам.
- Да, они у меня растут небалованными, - вырвалось из женских уст. Но тут же Жаклин спохватилась. – Ой, что это я говорю, - она прикрыла рот ладонью, подумав, как бы этот коренастый чудак не забрал деньги назад.
Еще одна ночь опустилась на тихую гавань. Погасли огоньки в окнах прибрежных домов, и только там, где жила молодая вдова с дочками-близняшками, еще долго метался светлый неровный блик.
А тем временем в лондонской газете появилась восторженная статья о малоизвестном городке Ницца. Англичанин Тобье, измученный многочисленными хворями и все-таки победивший их, поделился со своими соотечественниками секретом исцеления. Волей случая попал он на Лазурный берег. Доктора прописали ему лишь воздушные ванны.
- И ни в коем случае не купайтесь, вы погибнете, если войдете в соленые воды!
А он рискнул, и первый, как утверждают архивариусы, принял целебные морские ванны. Нежные теплые волны приняли, обласкали, наполнили энергией все клеточки болезненного тела. Самочувствие отчаянного иностранца вскоре улучшилось, и после его рассказов и статей в прессе, о Ницце заговорили, как о волшебном курорте. На Лазурный берег потянулись богато убранные дилижансы и повозки.
Скромный рыбачий поселок быстро выучился торговать, сдавать приезжим комнаты, сытно потчевать гостей местными деликатесами. Засуетились, захлопотали ницшане.
Жаклин в своем кабачке буквально зашивалась от наплыва посетителей. Откуда столько голодных и жаждущих объявилось враз? Большим подспорьем в делах стали подросшие девчонки. Старшая Изабель, бойкая, улыбчивая, обычно развлекала гостей. Она пела незатейливые песенки, танцевала, аккомпанируя себе на бубне. Подвыпившие гости щедро отсыпали монеты хорошенькой ритмичной девочке. Изабель обожала эти мгновения, когда она, склонившись в грациозном реверансе и скромно набросив вуаль ресниц на хитрые глазки, нежным голоском припевала:
- Месье, жизнь прекрасна, когда есть море, вино и музыка! – и протягивала миниатюрную соломенную шляпку.
Маленькая, коварная искусительница!
Сестрица ее, Антуанетта, стеснялась незнакомых людей. Шумные разговоры, громкая музыка, резкие движения пьяных непослушных тел пугали девочку. В подобные мгновения душа ее, как цветок перед грозой складывает свои лепестки, также сжималась, пытаясь спрятаться, исчезнуть. Все веселились, гоготали, а она глотала слезы. Антуанетта старалась, как можно реже появляться среди гостей. В основном она управлялась на кухне - мыла посуду, чистила овощи.
Однажды, возвращаясь с рынка, Антуанетта, решив передохнуть, остановилась возле светло-золотистого дома с голубыми ставнями. Его совсем недавно приобрела пожилая англичанка Элизабет.
- Больно мудреная дама, - так отозвался один из нетрезвых посетителей таверны о новой соседке.
И надо же, именно эта «мудреная дама», завидев девочку в окно, вышла на улицу.
- Милая моя, - женщина ласково всматривалась в лицо Антуанетты, - разве можно так жить? Рынок, кухня, уборка…
- А, что в этом плохого? – Антуанетта распахнула глаза, не понимая, что не нравится иностранке.
- Приходи ко мне сегодня вечером, - таинственно улыбнулась Элизабет.
Много лет мадам Фрез была директрисой закрытого пансиона для девочек в Англии. Частые атаки пневмонии заставили женщину сменить сырой климат родины на ласковую благодать Ниццы. Чуть-чуть оправившись после очередного приступа болезни, Элизабет вернулась к тому, чему служила всю жизнь. В своем милом светлом доме она открыла школу для девочек. Элизабет учила маленьких француженок читать, писать, играть на арфе. А сколько интересных историй она им поведала!
- Не понимаю, - удивлялась Изабель, - чем вас приваживает эта старая мымра? - Скажи, - обращалась она к сестре, наморщив носик, - зачем тебе английский язык, если ты дальше Ниццы носа не сунешь? Посмотри на себя, сидишь, как ученая крыса, день и ночь, склонившись над книжками. Глаза у тебя красные, щеки бледные. Откажись ты от этой скуки. - Изабель стояла в ночной блузе у зеркала, расчесывая свои пышные волосы, и с восторгом вглядывалась в отражение.
- А мне вот сегодня два раза в любви объяснились!
- И что ты ответила? – Антуанетте уже давно в их сестринском мирке была отведена роль слушательницы.
- Я? – Изабель дерзко улыбнулась своему отражению в зеркальной глубине, - я сказала, что еще не приехал мой король. Но... Если месье хочет поцеловать меня в розовую щечку, он должен положить денежку в мой карманчик.
- Как так? – заливалась стыдливым румянцем Антуанетта. – Разве так можно? А если маменька узнает?
- Какая ты еще глупенькая, - старшая сестрица дернула младшую за светлую прядку, выбившуюся из-под чепчика. - Во-первых, маманя чаще всего под хмельком теперь бывает, а пьяному море по колено. А во-вторых, разве ты не помнишь, как она меня еще совсем малышкой подначивала зарабатывать танцами и песнями. Мне нужно много денег. Я не хочу быть бедной, поняла? – отчего-то со злостью выпалила.
Нынешним летом сестрам исполнилось по тринадцать лет. На Изабель уже заглядывались взрослые мужчины. Под их горячими взглядами она не ходила, а словно совершала кокетливый танец, изящно двигая бедрами и передергивая ножками. А, как умела она заливисто смеяться, ликуя каждой клеточкой подвижного лица.
- Ох, бедовая девчонка растет! – мать откровенно любовалась дочерью, когда та звонкой пощечиной охлаждала разгоряченного ухажера из завсегдатаев таверны.
Красивым живется легко. Им многое прощается. Мать словно не замечала, что холеные ручки Изабель чураются любой работы. Что? Почистить котел? Пуговицу пришить? Цветы полить? Похоже, вы с ума сошли! А на что тогда в доме младшая сестра?
Но как раз хозяйственные хлопоты не удручали Антуанетту. Огорчало другое: Изабель становилась злой и жестокой.
- Маман, ты опять нализалась, как тысяча свиней!
- Антуанетта, ты ходишь, как каракатица. Мы сегодня с Пьером за тобой наблюдали, чуть от смеха не померли, - делилась своими впечатлениями откровенная Изабель за поздним ужином, смачно уплетая жареную рыбу. Вкусно!
От слов сестры Антуанетта бледнела. Неужели то, что она скрывает от всех, становится явным. Вот уже несколько месяцев, после того дня, который девочки помечают в календаре красным цветом, постоянная ноющая боль поселилась в теле. И с каждым днем, спина становилась все более жесткой, словно чужой. Ночью боли обострялись, и Антуанетта в кровь кусала губы, чтобы сдержать стоны. А утром приходилось долго собираться с силами, чтобы подняться. Руки и ноги не слушались, словно существовали отдельно.
Злой глаз сестрицы первым подметил изменения в походке Антуанетты.
- Ты хромаешь, как индюшка дядюшки Сандро. Нет, пожалуй, больше ты похожа на утку старухи Сильвьян.
Капельки испарины блестели на висках обиженной Антуанетты.
- Мама, ну разве можно так? - в отчаянии обращалась она к Жаклин, пытаясь найти защиту в материнских глазах, как в далеком детстве.
Но Жаклин уже принявшая с утра несколько стаканчиков вина, плохо ориентировалась в событиях.
- Ой, девки, девки, почему жизнь такая скучная и длинная… А не попробовать ли мне осенней настоечки?
…Всевышний, что же ты творишь? Отчего благодатный виноградный напиток вдруг превращается в коварное зелье, которое таит злую силу. И не щадит ни молодых, ни талантливых, ни черных, ни белых. Скольких поглотила пьяная бездна! Где она, Жаклин, маленькая доверчивая девочка, потом веселая молодая жена, трогательная в своей заботливости мамаша, хлопотливая хозяйка? Жаклин? Ау!
Безобразная лохматая тень качнулась в полумраке узкого коридорчика.
- Тошно как! Пойду в чулан спрячусь…
- Иди, иди, только там твое место, - брезгливо процедила Изабель.
Антуанетта с укором посмотрела на сестру.
- Ну и что, зенками сверкаешь? Все жалеешь маменьку, а не забыла ли ты тумаки, которые от нее получала? Помнишь, как ты пыталась ее с улицы в спальню перетащить, а она пинала тебя, царапала и орала: «Уйди, ненавижу!»
- Ты ведь знаешь, что мама тогда была не в себе, и не узнавала меня, - вздохнула Антуанетта.
- А, когда она у тебя все сбережения украла и спустила их на выпивку? Что за память у тебя?
- Не будем ссориться, сестра, - Антуанетта раскрывала книжку, давая понять, что разговор не будет продолжен.
В маленьком городке ничего не утаишь. Соседки пылко осуждали хозяйку таверны.
- Кто бы мог подумать, что подобное случится с Жаклин. Живет, словно околдованная. Как хозяин помер, так все пошло прахом. Дочери-то! Даже говорить страшно, одна совсем стыд потеряла, шастает по ночам с заезжими людьми. Другая надрывается, уже вся скособочилась, как больное дерево.
Безжалостны и черствы болтливые люди. Выпустят стрелы язвительных замечаний и забудут, переключившись на другой объект. Истинное сочувствие молчаливо и деятельно.
Наставница девушек, англичанка Элизабет, встревоженная не столько злыми пересудами, сколько длительным отсутствием на занятиях любимой ученицы, решила нанести визит Гарранжам. В семь вечера она надела шелковую темно-синюю блузу, клетчатую шерстяную юбку и, смоделировав букетик из голубых незабудок, закрепила его на маленькой темной шляпке.
Окно таверны было освещено, слышались громкие мужские голоса и женский смех. Дверь была заперта изнутри. В течение получаса Элизабет пыталась достучаться к Гарранжам.
- Не откроют, - у калитки остановился мужичок в широкой крестьянской рубахе.
- Почему же? – удивилась англичанка.
- Их маменька скорее всего пьяная спит. Младшая тоже в постели, она уже несколько дней хворает, а Изабель развлекается с гостями.
- Что? – от возмущения шляпка сдвинулась набок.- И вы все это, мне так спокойно сообщаете?
- Ну так, - крестьянин пожал плечами, - наше дело соседское.
- Вот что, многоуважаемый сосед, - тоном, не допускающим возражений,
распорядилась Элизабет, - я вас не прошу, а требую. Возьмите садовую лестницу и приставьте к окну, только таким образом мы сможет узнать, что там происходит.
Любопытный мужичок охотно вскарабкался и шепотом сообщил.
- Ну, как я и говорил, за столом Изабель и трое мужчин. Пьют, курят, в карты играют. Вот, это да! Изка заехала одному по физиономии. Огонь девка!
- А что делает Антуанетта? – закинув голову и, придерживая шляпку, взволнованным шепотом поинтересовалась англичанка.
- Не видно ее ни в одном углу.
- Тогда стучи громче, - грозно крикнула директриса.
Мужичок стукнул несколько раз, проворно спустился с лестницы и бросился наутек:
- Подальше от греха-то! Не соседское это дело в окна заглядывать.
- Ну, кто там еще? – разгневанная Изабель распахнула дверь, вглядываясь в сумеречный двор. - Вот это гостья! – девушка ехидно прищурилась, окидывая взглядом высокую женскую фигуру. – Кого учить-то пришли? Если меня, то я давно ученая, так что до свидания.
- Где ваша сестра? – глаза Элизабет потемнели от возмущения. Она не привыкла, чтобы с ней разговаривали таким развязным тоном.
- А почему я должна вам докладывать?
- Если вы сейчас же не проведете меня к Антуанетте, я позову полицию.
- Ха, Жан, ты слышал? – крикнула Изабель в глубину комнаты, - меня тут одна чудачка пугать вздумала.
- Крошка, - откликнулся хриплый голос, - если ты сейчас не сделаешь ход, боюсь, мы продуем с тобой эту партию.
- Слышали, - сморщила носик Изабель, - некогда мне с вами препираться, есть дела и поважнее, - она стрелой метнулась к столу, над которым висело сизое облако дыма
Элизабет решительным шагом направилась по узкому коридорчику.
Огарок свечи чуть-чуть освещал небольшую комнатку, где на кровати лежала девушка.
- Антуанетта! – бросилась старая женщина к словно безжизненному телу. Упала на пол маленькая шляпка с незабудками. Антуанетта была без сознания.
- Ты жива, девочка моя, отзовись! – страстно зашептала Элизабет, пытаясь прощупать на тонком запястье пульс.
В ту же ночь дилижанс доктора Роже отправился в дорогу. Все лето Антуанетта провела в клинике под Парижем. Верная Элизабет не только навещала девушку, она и оплачивала все расходы, связанные с лечением.
Но не было в мире таких денег и лекарств, которые бы могли вернуть былую гибкость позвонкам девушки. Умопомрачительные боли прекратились, но увы, в материальном мире ничего не исчезает бесследно. Коварная хворь выгнула тростник девичьей спинки.
- Я горбатая, я горбатая, - горько плакала Антуанетта, - я не хочу жить такой уродливой.
В молодости потеря красоты воспринимается, как самая страшная утрата.
Первые холодные дожди упали на черепичные крыши, когда бледная, осунувшаяся, с потухшим взглядом девушка вернулась домой.
Жаклин, как обычно возбужденная спиртным, увидев дочь, рухнула на колени.
- А я тебя почти похоронила. Таких страстей мне твоя англичанка наговорила!
В глазах старшей сестры плясали чертенята, она еле сдерживалась, чтобы не прыснуть от смеха, так неказисто и уродливо выглядела Антуанетта. Карикатура!
- Антуашка, а у меня для тебя приятный сюрприз. Старая мымра англичанка, тебе отдельную комнату приготовила. Мы вчера с маманей все твои пожитки перенесли.
- Как же так! – на щеках Антуанетты вспыхнул румянец. Она не знала, радоваться ей или огорчаться. – Я ведь так без вас скучала…
Бедняжка, она и не могла представить, что самые близкие люди продали ее. Да, да, когда Элизабет пришла к Гарранжам потолковать о том, что хорошо бы первое время после клиники Антуанетте пожить у нее. Англичанка подготовила много убедительных аргументов. И, дескать, комната просторная, солнечная, и служанка расторопная, и доктор из Лондона, поселившийся по соседству.
- Ишь, что надумала! – брякнула кулаком по столу Жаклин. – Вот роди себе дочь, тогда и будешь распоряжаться, где ей жить.
Изабель захохотала, представив сухопарую пожилую женщину с огромным животом. Ну, не умора ли?
Жаклин продолжала разглагольствовать дальше.
- Кто мне помогать будет? Я не такая богачка, как некоторые, чтобы прислугу держать. Опять же, кто на рынок ходить будет?
- Вы, что не понимаете, - у обычно сдержанной Элизабет затрясся подбородок, - не понимаете, что, что, - она не могла произнести вслух страшное слово «калека»,- что ваша девочка очень больна.
- А вот и не понимаем! – прищурилась Изабель.- Если больна, почему ее тогда из клиники домой отправляют? Ясное дело, она здорова. И не нужно делать из мухи слона.
- Я еще раз повторяю, - повысила голос директриса, - девушке нужен особый режим. Даже не может быть и речи о хождении на рынок за продуктами или стоянии у плиты, - англичанка подошла к Жаклин, пытаясь посмотреть в глаза женщины-матери.
- О, черт, - смачно ругнулась та, усердно откупоривая неподатливую пробку из бутылки.
- Будет по-вашему, - неожиданно взвизгнула Изабель, но при одном условии.
- Я вся внимание! – Элизабет хотелось поскорее договориться и покинуть убогий мирок харчевни.
- Вы принесете тысячу!
- Во как! – радостно икнула Жаклин, часто заморгав и заквохтав, будто встревоженная курица и, вытерев губы пухлой рукой, смачно добавила.
- Тыща пятьсот и девка ваша.
- Я согласна, - директриса закрыла дверь.
…Долгая болезнь разрушает не только гармонию в человеческом теле, но и видоизменяет мир вокруг. Тоскливее стучит дождь в ночное окно, беспощаднее припекает солнце, громко и вызывающе звучат самые тихие голоса. И не нужны стрелки часов. День похож на трудный месяц, а секунды тащатся, как маленькие черепашки, грустно и бесконечно долго.
Несмотря на заверения парижских медиков в том, что самое страшное позади, и никаких изменений в сформировавшемся организме не должно больше произойти, Антуанетте с каждым днем становилось все труднее и труднее передвигаться. Почти все время она проводила на скамейке в саду. С книгой, рукоделием.
Элизабет, чувствуя, как девушка страдает, старалась особо не докучать ей.
- Прости меня, Господи! – сквозь слезы шептала Антуанетта. – Я хочу с любым твоим облаком подняться, проплыть над морем, цветами и навсегда исчезнуть в колкой синеве. Молю, забери меня отсюда. Я не хочу жить…
Слезливая, хрупкая осень еще копошилась в садах, когда вечно чумазый, соседский сын Тоник, сверкая смуглыми пятками, пронесся по улице, горланя:
- Слышали новость! К Гарранжам жених приехал.
- Эка, невидаль! – Жаклин, подбоченясь стояла у калитки. – Сколько мы
женихов-то перевидали. Моя красавица шибко разборчива: один беден, другой крив, а третий плешив. Да, ну их всех, - она отмахнулась от любопытных мальчишеских глаз, как от докучливой мухи.
В последнее время Жаклин часто пребывала в дурном настроении. Известное дело: мир раздражает и утомляет крепко пьющих людей. И некогда спасительный стакан еще больше навевает тоску и жажду.
- Что, хозяйка, такая пасмурная? – раздался густой мужской голос, от которого Жаклин в дрожь бросило!
- Ты? – нет, не забыла она того чудаковатого моряка и себя, прежнюю, веселую и расторопную, значит, не забыла. - Юбер! – щеки вспыхнули багряными неровными пятнами, - из какой ты жизни явился? И зачем?
- Который раз с тобой встречаемся, а ты по-новой просишь объяснить цель моего визита. Жениться я приехал! Забыла? Где моя невеста, Антуанетта милая?
- А нет ее. Опоздал, морячок, немного, - Жаклин вскинула подбородок и с вызовом посмотрела в серые мужские глаза.
- Врешь ведь, - покачал головой Юбер, - только не могу понять, зачем.
- Да, уходи, ты уходи! – неожиданно сорвалась на крик женщина.- Не садни мое сердце. С тобой одни печальные думки связаны.
- О-ла-ла, - удивленно протянул Юбер и растерянно оглянулся по сторонам. – Дело, видимо, приобретает непредвиденный оборот.
Чумазый Тоник, стоя неподалеку, таращил угольные глазенки, нетерпеливо подпрыгивал и вытворял странные движения руками.
Ни в одном мужчине бесследно не исчезает мальчишка. И именно этот маленький сорванец, который по-прежнему жил во взрослом Юбере, понял тайные знаки другого сорванца.
- Пойду, прогуляюсь, пока ты успокоишься, - твердо произнес мужчина. – А вернусь, пир закатим, как бывало.
- Ты совсем не меняешься! – чертыхнулась Жаклин.
Тоник юркнул вперед. Юбер, приняв условия игры, крадучись пошел за пацаном.
Антуанетта сидела на своей скамье в тени широколистного платана. Светлые волосы легкой волной струились по плечам, голубые глаза печально следили за медленно-проплывающими облаками. Рядом стояла корзинка с рукоделием, на коленях лежала раскрытая книга.
- Здравствуй, родная! – Не такой характер был у Юбера, чтобы прятаться и подглядывать. Бравый моряк решительно шагнул из-за кустов пышной акации, где, затаив дыхание, остался маленький провожатый.
- Ой! – не на шутку испугалась девушка. – Вы кто, простите, будете?
Она попыталась встать, но сколько не упиралась рукой о перильца, ничего у нее не вышло. От усилий лицо побледнело, на висках выступили капельки испарины.
- Жених? Интересно, это к какой же из Гарранжей? Одна пьет, другая напропалую гуляет, третья – калека. - Эта непонятная утром фраза, брошенная за спиной Юбера в лавке, где он, как всегда балагуря, покупал для невесты сласти и ленты, сейчас обрела свой конкретный смысл.
- Что с тобой случилось, Антуанетта? – Юбер опустился возле ног девушки и поцеловал подол голубой холщевой юбки.
- Если бы ты только знала, как я спешил к тебе! Сто раз я мог утонуть, погибнуть, раствориться, но надо мной светила звезда любви. Разве тебе маменька никогда не рассказывала о том, как я увидел тебя совсем крошкой, и тогда полюбил с первого взгляда. Ты совсем не изменилась. Такая же прелестная и нежная.
- Что, что вы говорите? Я ничего не понимаю, - тихо прошептала Антуанетта. И глаза ее, как вспыхнули при неожиданном появлении незнакомца в саду, так и сияли потом долгую-долгую жизнь.
В церковь, поглазеть на молодоженов, собралась пестрая толпа любопытных.
- Ну и парочка! Жених-то с седыми прядями, да весь в морщинах.
- Невестушка, еле передвигается.
- Блаженные! Ничего и не замечают вокруг.
Праздничная служба подходила к концу. Церковный хор с воодушевлением запел нежную, счастливо возносящуюся к небесам, мелодию. И вдруг раздался истошный женский крик. Это Жаклин, прижав руку к груди, рухнула на ступенях церкви. Не выдержало сердце, пронзенное болью и беспросветным отчаяньем.
- Вот и допилась, старая! – пробормотал сердито мужик, прикрывая тело грязной рогожей.
Люди, люди! Можно ли так жестоко судить и казнить грубым словом женщину, не сумевшую жить без любимого. Не в вине утопила она свою жизнь. В тоске.
А дочери? Разве для материнского сердца не спасительные они маяки в житейском море? Может быть. Но в каждой судьбе свои звезды и свои пропасти. Возможно, в тот момент, когда женщина, родившая Жаклин, безжалостно отказалась от нее, вирус нелюбви к чадам своим, проник в душу брошенной девочки.
Как слаб и незащищен человек, не согретый в детстве солнцем родительской любви!
Несколько дней назад, когда Антуанетта застенчиво спросила у матери, как же ей поступить: незнакомый мужчина предложил ей руку и сердце.
Жаклин коротко усмехнулась:
- Ты еще раздумываешь! Благодари Всевышнего за то, что он набросил вуаль на глаза Юбера. Слепой и сумасшедший, он не замечает твоего уродства, - мать беззастенчиво осмотрела фигуру дочери. - Запомни, другого шанса у тебя не будет. Этот чокнутый вбил себе в голову пятнадцать лет назад, что ты будешь его женой. Так, что пользуйся случаем, милая. - Ой, что-то соли маловато, - Жаклин шумно попробовала с деревянной ложки суп, булькающий на плите.
Соли зато было через край в слезах Антуанетты, когда она брела из родительского дома. Успокоила, как всегда Элизабет.
- Девочка моя, о чем ты плачешь? Страшно? Душа молчит? Послушай меня. Я уверена, что человек, который так умеет мечтать и любить, как Юбер Дюваль, заслуживает восхищения, уважения, радостного удивления – «неужели возможно такое?». Вот увидишь, пройдет некоторое время, и лучи его горячего сердца разбудят любовь в твоем, пока еще спящем сердечке.
Ах, как она была права, старая англичанка с глазами стального цвета, как дождливое небо ее родины. Кто бы мог подумать, что чопорная директриса, всегда затянутая в корсет, всегда с завитыми буклями молочного цвета, увенчанными обязательной шляпкой, в свои семьдесят пять лет, верила в чудо любви, как девчонка весенней порой. И поэтому ей нисколько не казалось странным поведение Юбера. Каждый его жест, слово, взгляд она воспринимала с восторгом, счастливо захлебываясь очарованием сильного чувства, адресованного не ей.
Она упорно настаивала на том, чтобы Юбер не ютился в захолустном отеле, а поселился бы у нее в доме. Но великодушный моряк не хотел компрометировать девушку. Хватало досужих разговоров вокруг.
- Всему свое время, - вежливо отклонял он предложение гостеприимной хозяйки.
- А потом, разве вы не знаете, как опасен ураган для хрупкого стебелька? Вмиг сломает. И прекрасный цветок никогда не распуститься.
- О, да! – Элизабет восторженно пунцовела. – Вы Юбер – поэт.
- Да, что вы, - смеялся мужчина в ответ, - я простой малый. Это любовь за меня говорит.
И он дождался робкого, смущенного девического «да!». Вот тогда и заговорили о свадьбе.
А за несколько дней до венчания Юбер ворвался в домик Элизабет, как никогда взволнованный.
- Милые дамы, я приготовил для вас удивительный сюрприз! – выпалил он с порога.- Не желаете ли разделить мою радость?
- Что мы должны сделать? – захлопала в ладоши Элизабет, помолодевшая с приездом этого чудаковатого жениха.
- Одеться и отправиться за мной!
Юбер заботливо накинул Антуанетте на плечи меховую пелерину, помог зашнуровать ботинки.
- Ну-с, мадам, вы готовы? – он улыбнулся зеркальному отражению седой женщины, примеряющей очередную шляпку, на сей раз украшенную желтыми листьями клена.
- Как бы ветер не позарился на вашу фетровую кастрюльку, - Юбер подмигнул Антуанетте.
- Ну, уж нет, ни один проказник не получит, как вы выразились, моей зеленой кастрюльки, - Элизабет туго завязала под подбородком ленты шляпки.
Влажное февральское небо грустило. Слезливо набухали тучи. Ветер неприкаянно путался в космах полумертвых деревьев. Даже у моря, всегда сияющего южного моря, был вдовий скорбный лик.
- Как грустно без солнышка, - поежилась Антуанетта.
Юбер внимательно посмотрел на девушку.
- Я мечтаю, как я мечтаю о том времени, когда любовь войдет в твое сердце. И тогда, поверь мне, ни один, даже самый ненастный день не будет казаться грустным. Каждое мгновение жизни будет переполнено ликующей радостью.
- Элизабет, вы понимаете, о чем я говорю?
- Еще как! – восторженно откликнулась старая дева.
- А теперь, милые дамы, взгляните вот сюда, - Юбер протянул руку в сторону невыразительного, поросшего кустарником пригорка
- Что вы увидели?
- ?- обе спутницы пожали в недоумении плечами.
- А я отчетливо вижу! – воскликнул Юбер. – Да, да, вон оно легкое светлое строение – прекрасный отель. Который я назвал в честь тебя, моя любимая Антуанетта. Отель «Белый ангел».
Элизабет приложила к слезящимся глазам кружевной платочек.
- Видит бог, за всю свою долгую жизнь я не встречала более мечтательного и романтичного мужчины!
- Да, нет же, мадам, - весело возразил ей Юбер, - все-таки я больше реалист, чем мечтатель. И, право не знаю, что для женщины важнее. Сегодня утром я оформил бумаги на приобретение этого неприглядного для других, но лакомого для меня кусочка земли.
- Антуанетта, ты позволишь мне, подарить тебе на свадьбу этот дивный отель?
Она не успела ничего ответить, как Юбер подхватил девушку на руки и взбежал на макушку холма.
- Смотри! Какой роскошный вид!
И неожиданно солнце, робкое, нежное выглянуло из-за тяжелой февральской тучи. Ему навстречу встрепенулось истосковавшееся море, вспыхнув акварельно-размытыми бликами бирюзы. Сиреневой дымкой закурились темные стволы и ветви деревьев на берегу.
- Весна, весна не за горами, - засмеялась разрумянившаяся Антуанетта.
- Да, моя девочка, - сухие мужские губы прикоснулись к теплой щеке.
А через несколько дней все стало иным. Скоропостижная смерть Жаклин окрасила все события в цвет печали. Белая кружевная накидка сменилась на черный траурный платок, свадебные букеты сплелись в надгробные венки, и надолго в доме поселилось скорбное, горькое молчание.
- Ну, сколько можно киснуть? – ворвалась однажды вечером Антуанетте сестрица. – Давай, живо собирайся. Пойдем в городской парк, там представление дают артисты из Парижа.
- Спасибо, Иза. Но только, что-то мне не хочется, - вздохнула Антуанетта, удивленная горячей активностью сестры, которая никогда ее не баловала своим вниманием. – Потом, я не знаю, как Юбер отнесется к тому, что я пошла в парк без него.
- Ты, как была чокнутой, так ею и осталась. Еще и женой толком не стала, а уже добровольно в рабыни записалась. Подумаешь, одна куда-то захотела пойти. Он ведь тебе в отцы годится, а потому можешь им вертеть, как куклой на веревочке. Они, старики, к молодым шибко привязываются. Скажи, а что это твой муж, как очумелый, с утра до вечера холм перекапывает? Клад ищет?
- Я очень тебя прошу не говорить ни одного плохого слова про моего мужа, - впервые в голосе Антуанетты прозвучали нотки не обиды, а строгого приказа.
- Да, ты никак меня воспитывать собираешься, нахваталась от своей старой мымры-учительницы! – Изабель возмущенно направилась к двери. - О черт! – она резко развернулась и подскочила к Антуанетте, приблизив вплотную свое раскрасневшееся лицо. - Если хочешь знать, сама бы я к тебе ни за что не пришла. Это твой муженек меня упросил. Тебе, видите ли, нужно свежим воздухом подышать и на людях развеяться.
- А что, Юбер не захотел идти на представление? – глаза Антуанетты посветлели от благодарной нежности.
- Он-то хотел, да лес привезли. Боится, наверное, что сопрут половину, - Изабель хрипло хохотнула, вспомнив, как содрала с Юбера за вылазку с сестрой кругленькую сумму. Денежки приятно оттягивали кожаный мешочек, закрепленный у корсета. - Так, что без лишних слов собирайся, сестрица!
Городской парк, обычно умиротворенно-спокойный, нынешним вечером улюлюкал, смеялся, пел. Темпераментные южане не умели быть просто зрителями, они азартно принимали участие в концерте. Тем более, что представление являло собой диковинную смесь всех видов сценического искусства. Танцы полуобнаженных девиц сменялись дерзкими куплетами о короле, высмеивавших его страсть к выпивке, обжорству и распутству. Потом дрессированные собачки маршировали в драгунских мундирах, а чернокожая девочка звонким голоском проникновенно тосковала о своей родине: «Мыс Роз, мыс Роз, болит мое сердце от слез». Агатовые глаза маленькой артистки влажно блестели. Вместе с ней всхлипывали все впечатлительные зрители.
Шел 1789 год. В этот теплый вечер еще никто и не предполагал, что совсем скоро беспокойный парижский ветер принесет в праздные милые местечки слово, разрушающее людские судьбы, кровавое, беспощадное слово – революция. Худощавый юноша с римским профилем и еще неофранцуженной фамилией Буонапарте, уже покинул родную Корсику ради дерзких и грандиозных афер.
Увиденное в парке театральное действо пронзило тщеславное сердце Изабель. Ни одна любовная интрижка не шла в сравнение с этим счастливым упоением. Теперь все вечера девица проводила в парке, не сводя зачарованного взгляда с освещенного пятачка. В день прощального представления, она подкараулила момент, когда директор труппы, усатый толстячок, оказался один возле повозки, в которую загружались декорации.
- Месье, - Изабель бухнулась на колени, - возьмите меня с собой.
- Хм, - толстяк почесал кончик носа, формой и цветом напоминавший баклажан.
Изабель, не дав ему опомниться, гибкой змейкой вытянулась вверх и начала отплясывать и петь. Страстные песни любви на испанском, итальянском языках взорвали воздух затихающего парка. Ночные гуляки окружили темпераментную артистку. Ничего не смущало Изабель. Как два диких огня, сверкали на бледном лице глазищи, устремленные на маленького директора.
- Пожалуй, в этой провинциалочке что-то есть, - пробормотал несколько растерянный толстяк.- Вкус привить можно, половодье эмоций усмирить, а так вроде, как способности имеются.
- Мадмуазель, - произнес директор строго, - мы отправляемся через полчаса. Если успеете собраться, я попробую помочь вам сделать артистическую карьеру.
Как он устал! Как ему надоело все в этой жизни: вечные переезды, грошовые заработки, полуголодные и злые артисты, ворчливая жена, сюсюкающая со своими собачками, жадные до славы дебютантки.
- О! – Изабель бросилась директору на шею и смачно поцеловала мягкие слюнявые губы. С этого мгновения начался театральный роман Изабель Гарранж.
Антуанетта об отъезде сестры узнала от соседей. Всплакнув на плече мужа, она прошептала:
- Я, наверное, никогда не смогу жить теперь в доме, где остались только тени. Отца, мамы и сестренки.
- Дорогая, об этом не может быть и речи, подожди немного. Скоро мы переедем в свой дом, - он ласково обнял молодую жену.
С приходом новой весны Ницца оживилась, зашумела, заговорила на разных языках. Богатые туристы из Англии, Германии, России дышали морским воздухом, ароматами цветущих деревьев.
В эту пору Антуанетта чувствовала себя замечательно. Каждое утро, просыпаясь, она горячо и взволнованно благодарила бога за счастье, которое наполняло все мгновения ее нынешней жизни.
Днем Антуанетта занималась рукоделием, читала, готовила для мужа сытные обеды, а вечером супруги прогуливались по городку. Подолгу стояли возле строящегося отеля, обсуждая, каким будет фасад, кому из местных мастеров заказать литье ажурной ограды.
А через год, знойным июльским утром, когда солнечные лучи еще не успели выпить капли росы с белых роз, старая акушерка, мадам Буланжер, довольным голосом возвестила:
- Я же говорила, что мальчик родится! Антуанетта, ты молодец, - она промокнула салфеткой влажное лицо роженицы. – Сказать по-правде, я очень переживала за вас обоих. На моем веку всякое случалось, бывало, крепкие женщины во время родов превращались в неуправляемые кричащие существа. Корчились, дергались, вместо молитвы проклятия и ругательства посылали в небеса. И младенцы погибали от удушья, - женщина перекрестилась.- А ты, моя девочка, хоть и последние два месяца с постели не вставала, а сегодня силенки появились. Видно, ангел помог!
- Где Юбер? – шевельнулись бескровные губы в ответ на тираду акушерки.
- Здесь я, здесь, моя родная! – Юбер плакал.
Целый месяц жил он в жесточайшем напряжении. Доктор, приехавший на море из Голландии, после осмотра молодой женщины шепнул на ухо Юберу.
- Готовым нужно быть ко всему. Мертвый младенец – это еще полбеды. Опасаюсь за жизнь роженицы. Вы – человек зрелых лет, поэтому говорю вам прямо, не лукавя.
Никогда так истово Юбер не молился, как в эти дни. Жизнь без Антуанетты ему была не нужна. Он и сам не знал, почему, но, когда у Антуанетты начались схватки, он, сломя голову, забыв о своем возрасте, понесся к дому, где жила старая, неграмотная акушерка. Доктора-правдолюбца видеть он не желал.
- Все хорошо, все хорошо, - шептал мужчина, не умея сдержать поток слез.
- Посмотрите-ка, какой славненький мальчонка, - акушерка обтерла
детское тельце, завернула в пеленку и поднесла к Юберу.
На сморщенной красной мордашке светились голубые бусинки глаз.
- Вылитая Антуанетта, - счастливо выдохнул новоиспеченный отец.
Рождение долгожданного наследника от любимой жены, словно вдохнуло могучую волну молодой энергии в Юбера. Как много еще нужно успеть!
- Ах, сосед, - толковали кумушки, - ты, словно десяток лет скинул. Открой секрет, может, и наши мужья помолодеют.
- Глупые вы существа! – Юбер, как и прежде балагурил, шутил, - давно вам пора понять, что любовь не имеет возраста. А посему делаем вывод, тот, кто влюблен, всегда молод и красив.
- Так-то оно, так, - притихали кумушки, отводя глаза от улыбчивого балагура.
Каждая думала про себя: нет уж, пусть любви не будет, лишь бы руки, ноги были целы. В округе все знали, что у Антуанетты после родов отказали ноги, и что англичанин Ричард мастерит для нее затейливую коляску.
Вот так распорядилась судьба. Дитя, рожденное в любви и нежности, навсегда забрало силы у той, что подарила ему небо, ветер и море.
Антуанетта уже никогда не встанет на ноги. И всю долгую жизнь, эта мужественная лучезарная женщина проведет в инвалидном кресле. Но ни на одну секунду, даже в мыслях, не пожалуется на свою долю. А в ту пору ей было всего-то восемнадцать лет.
Рождество семья Дювалей встречала в светлооконной комнате, на первом этаже отеля «Белый Ангел». Одно крыло отеля уже было достроено и подготовлено к приему постояльцев. Под высокой крышей еще жил запах краски, лака и хвои. Еловые ветви изумрудно зеленели в вазах, свешивались с потолка, шуршали над колыбелью сына, Андре-Жана Дюваля.
- Какой чудный вечер, все так славно, - как девчонка, восторгалась Антуанетта.- Мы с тобой, словно в сказочном лесу
Она по случаю праздника была одета в розовое шелковое платье, с кружевной накидкой, ниспадающей легкими волнами с плеч. Новое инвалидное кресло, за которым Юбер съездил в Париж, было удобным и легким в управлении. Хитроумная механика позволяла женщине передвигаться по комнатам без помощи посторонних.
- А я бы сказал так, что мы не в лесу, - Юбер с нежностью смотрел на сияющее личико жены, - а в раю. Поверишь ли, дорогая, с каждым днем моя любовь к тебе становится все сильнее.
- С Рождеством Христовым, любовь моя! – улыбнулась в ответ женщина и пригубила красного вина.
Когда была съедена утка, запеченная в апельсинах, опробован десерт, засахаренные кусочки мандаринов, фиников, дыни, ананаса и душистые восхитительные сыры, как вдруг заверещал колокольчик у входной двери.
- Что за путешественники забрели к нам из метельной ночи? – удивился хозяин.
В тот год в Ницце выдалась действительно отчаянно-холодная зима. Для теплолюбивых ницшан это было настоящим бедствием.
На пороге стояла невысокая негритянка, за ее широкой юбкой пряталась девочка лет шести. Обе были закутаны в большие клетчатые пледы.
- Месье, - обратилась старшая к Юберу, - мы целый день ходим от дома к дому, в надежде найти кров, - женщина едва шевелила замерзшими губами.- Один добрый человек указал на ваш дом, сказав, что новый отель называется «Белый Ангел». Может быть, ангел примет нас под свое крыло?
- Так, так, - цокнул языком Юбер, - догадываюсь, что добрый человек, указавший дорогу, не кто иной, как длинный Смит. Чем-то вы, мадам, с ним неуловимо похожи, - Юбер с удовольствием вспомнил чернокожего каменщика, большого доку в своем деле.
- Я не спросила имени, - растерялась негритянка.
- Да, ладно, это не главное! Давайте-ка скоренько проходите в дом, негоже мерзнуть в эту волшебную рождественскую ночь, - хозяин проводил женщину с девочкой к камину.
Очевидно, бедняги измучались и намерзлись и теперь, жадно глядя на огонь в камине, не решались развязать свои бежево-коричневые платки, словно еще не веря, что ледяной ветер остался за дверью.
- Будьте любезны, разделите с нами праздничный ужин, - Антуанетта расставляла на столе дополнительные приборы.
После кофе Юбер поднялся наверх, чтобы подготовить комнату для первых гостей «Белого ангела». Когда он, напевая и позвякивая ключами, спустился вниз, то увидел живописную картинку.
Кудрявая девочка, измученная долгим путешествием, заснула прямо на коврике у камина. Маленькое тельце, свернутое калачиком, было заботливо прикрыто все тем же клетчатым платком с бахромой по краям. Ее мать, пухленькая, шоколадно-глянцевая, в ярко-красной блузке и с такой же алой атласной повязкой на крупной кучерявой голове, сидела в ногах у Антуанетты и что-то взволнованно ей рассказывала, постоянно воздевая руки кверху, словно, призывая небо в свидетели. Позвякивали металлические браслеты и крупные серьги в ушах.
- Видит бог, как я несчастна!
- Бедная, бедная Соланж, - шептала Антуанетта, поглаживая жесткие завитки волос.
Два дня назад Соланж сбежала от своего хозяина из Марселя. Сластолюбивый старик обожал женщин. Все горничные, кухарки, прачки были обласканы его похотливыми руками. Старого марсельца притягивала экзотика. Француженок он не уважал. Нравились ему женщины с далеких островов и из колоритных стран. В большом богатом доме старику прислуживали филиппинки, тайки, китаянки и чернокожие женщины из разных уголков африканского континента…
- Некоторые белые люди ошибочно считают, что африканки все на одно лицо, но старик-то знал, какие мы разные, как цветы в саду, - Соланж сверкнула белыми в голубизну зубами.
Своим служанкам Шарль говорил, что выкупил их из ужасных приютов и, если бы не этот счастливый шанс, мучались бы сироты и до сих пор. А так, живут в приличном доме, не голодают, прилично одеты. Благодарить своего спасителя девушки должны были покорной любовью. Шарль соблазнил Соланж, когда той исполнилось тринадцать лет. Неискушенная девочка забеременела.
Соланж родила дочь и очень боялась, что хозяин выгонит ее с ребенком на улицу. В ту пору с цветными служанками не церемонились.
Девочка, очаровательная метиска, росла шустрой, говорливой и веселой.
- Наш колокольчик, - так звали Салли взрослые.
Но в последнее время Соланж стала замечать, что старик очень часто стал задерживать плотоядный взгляд на грациозной девичьей фигурке. Ненасытный развратник, разглядывая девочку, причмокивал языком и потирал сухие морщинистые руки.
Однажды Салли пожаловалась, что хозяин щипает ее за ножки, а иногда пытается лизнуть ее щечки и ушки.
- Я не конфета, - возмущенно отмахивалась девочка.
- Сладкая, еще слаще, чем конфета. Сегодня в мягкой кроватке ты погреешь мои старые косточки…
Услышав это, Соланж, завязав в узел нехитрые пожитки, в тот же вечер выехала из Марселя.
Юбер всей грустной истории не слышал, но почувствовал, что женщины устали, поэтому предложил завершить праздничную трапезу и разойтись на отдых. Вскоре сонная тишина окутала все уголки отеля.
Юбер заснул, как всегда, мгновенно. Но сон его был короток. Проснувшись, он не сразу понял, что же его могло разбудить. Прислушался. Плакала, тихонько всхлипывая, жена.
- Что случилось, дорогая? – он зажег свечу. – Тебе нездоровится?
- Со мной все в порядке. Я переживаю из-за Соланж и ее дочери. Антуанетта слово в слово пересказала историю негритянки.
- Мразь вонючая, - выругался Юбер, - задушил бы этого гада, не задумываясь. Но, слава богу, все это уже в прошлом. Что же ты так переживаешь, моя родная?
- Ты разве не понял, что Соланж негде жить. И все свои сбережения она отдала за дорогу…
- Да… ситуация. Ну ладно, утром что-нибудь придумаем.
Но Антуанетта не успокаивалась.
- Я не могу заснуть, пока не буду знать, что ты решишь.
Юбер встал, выпил стакан холодной воды, прогулялся по комнате.
- Придумал! – он залихватски ударил себя по лбу. – Голова Юбера Дюваля всегда хорошо соображала. Послушай-ка, к нам на берег уже пожаловало много туристов. Наш отель готов принять пока человек десять. Но? Гостей нужно будет кормить, убирать комнаты, да мало ли еще каких хлопот добавится. Вот Соланж этим и займется. А дочка ее будет с нашим Андре нянькаться.
- Верно, - лицо Антуанетты просветлело, - ты самый замечательный муж на всем белом свете.
Так, в отеле «Белый ангел» появилась первая работница. Как уж старалась Соланж! Вокруг негритянки все сияло: котелки, ручки на дверях, каминная решетка. А на кухне все время что-то жарилось, парилось, пеклось.
Соланж ни на один день не покинет Антуанетту. Верная негритянка и умрет через три дня после похорон своей благодетельницы.
В конце февраля, когда, наконец, измученные холодами горожане вздохнули с облегчением, почувствовав ласковость солнца и ветра, приносящего ароматы первых смелых цветов, возле ворот, ведущих в сад нового отеля, остановилась крытая повозка. Из нее вышел высокий вислоусый старик в длиннополом мышиного цвета пальто и фетровой шляпе такого же серого оттенка.
На зазвонивший колокольчик у входной двери откликнулась Соланж.
- Месье, добрый день! Если вы по делам к хозяину, то он отсутствует, поехал на рынок.
- А хозяйка, дома ли?
- Да, сударь, прошу, - Соланж провела гостя в холл, где жарко топился камин, возле которого сидела Антуанетта.
- Честь имею! – громко произнес старик, сняв шляпу и наклонив седую голову с безукоризненным пробором.
- Чарльз Крут
- Очень приятно, - хозяйка улыбнулась и хотела назвать свое имя.
Старик остановил ее жестом руки.
- Мадам, ни к чему лишние слова, я знаком с вами заочно и привез письмо от Элизабет. Надеюсь, это имя вам что-то говорит?
- О, конечно, - обрадовалась Антуанетта, с благодарностью вспомнив пожилую англичанку, принявшую горячее участие в ее судьбе. – Как она? Все ли в порядке, когда приедет?
- Разрешите, я отвечу на ваши вопросы немного попозже.
И, хотя англичанин говорил вежливо, чувствовалось, что человек, он волевой, решительный и твердый.
- Сначала я хотел бы, чтобы вы прочитали письмо Элизабет, - произнес он строго, - и тотчас дали бы ответ.
- Но я не умею так быстро отвечать на письма, - растерялась хозяйка, - вы, что действительно так ограничены во времени?
- Мадам, я не прошу у вас письменного ответа, мне будет достаточно и устного.
Чарльз достал из саквояжа курительную трубку, не спеша, наполнил табаком.
- Если вы не возражаете, я посижу возле вашего чудесного камина. А вы в это время прочтете письмо, подумаете. Возможно, что и посоветуетесь с мужем. Хотя за свою долгую жизнь я тысячу раз убеждался, что в доме все определяет жена.
Соланж принесла для гостя подогретое вино, кофе, бисквиты.
- Путь дальний, месье. Подкрепитесь чуть-чуть.
- Благодарю вас, с удовольствием.
Антуанетта, нажав на рычажки, направила свое кресло в спальню. Здесь, возле туалетного столика, на котором стояли милые ее сердцу безделушки, флакончики с ароматными эликсирами, женщина, волнуясь, распечатала конверт. Что хочет услышать этот незнакомец? Почему он так торопит ее с ответом?
Бисерный с завитушками почерк Элизабет вызвал в сердце теплую волну. Англичанка поздравляла чету Дювалей с новосельем, с рождением сына, сокрушалась, что не сможет приехать в Ниццу нынешним летом.
«Это письмо передаст вам чудесный человек. Мы знакомы с ним почти полвека. Долгое время он практиковал в нашем районе, как детский доктор. Чарльз энциклопедически образован. В педиатрии он сделал несколько важных открытий. Этот человек нежен и отзывчив, как дитя. И он очень одинок. В этом году Чарльз оставил практику и решил поехать в Ниццу. Если вы спросите: зачем? Он произнесет трудную для человеческого восприятия фразу.
- Я должен умереть на родине! –
Да, к сожалению, Чарльз вот уже несколько лет болен, и, как медик, понимает, что любой вялотекущий процесс в старом организме может получить ускорение.
Насчет родины? Его мать, урожденная Северин Лоран, покинула Ниццу с английским моряком. Ее приданным был двухнедельный малыш, родившийся на Лазурном берегу от простого крестьянского парня, без вести пропавшего на полях сражений. Чарльз всю свою жизнь провел в Англии. Но, как он сам утверждает, сердце его все время звало на родину.
Антуанетта, милая, я надеюсь, ты не будешь сердиться на меня за то, что я рассказала Чарльзу историю вашей любви с Юбером.
- «Белый ангел»! – воскликнул мой друг, - вот, теперь я знаю конкретный адрес, где я хочу провести остаток моих дней.
Еще добавлю по секрету, Чарльз никогда не был женат. По натуре он однолюб. Много лет назад при трагических обстоятельствах погибла его невеста – Джейн. Ей он остался верен и по сей день.
Антуанетта и Юбер, примите этого человека не просто, как гостя, а, как родную душу. Я уверена, он станет вашим большим другом.
Кроме того, если вы цените мое мнение, я бы даже настояла на том, чтобы рядом с Антуанеттой и малышом жил доктор с прекрасным образованием и богатейшим опытом.
Люблю вас, целую тысячу раз, молю бога о встрече.
Ваша Элизабет.»
- Дорогая! – Юбер, раскрасневшийся после быстрой ходьбы, заглянул в спальню.- Сегодня был удачный рыночный день! О! Какие сыры я приобрел…
- Нам пришло письмо от Элизабет.
- И, как поживает старушка?
- Прочти, пожалуйста, сам.
Юбер подошел к окну. Прочитав письмо, он сдвинул брови к переносице.
- И, что? Конечно, я уважаю Элизабет и очень верю ее рекомендации, но… Но, сдается мне, что этому малому нечем платить за комнату и питание. А нам нужны сейчас деньги.
Он замолчал. Бывалый моряк, по-настоящему не искушенный в хозяйственных делах, не мог предположить, что покупка земли, строительство отеля сожрут так быстро накопления, казавшиеся ему сказочно-огромными.
- Но, Юбер, милый, Элизабет так понадеялась на нас. Человек, заметь, далеко не молодой, выдержал тяжелую дорогу. И он ведь болен…
- Я все понимаю, дорогая. Но, представь, если все десять комнат займут люди, которые не могут заплатить ни одной монеты, в конце концов, нам нечем станет их кормить. И потом, я бы не желал, чтобы мой сын был нищим.
- Я все поняла. Что я должна сказать этому человеку?
- Зачем тебе лишние волнения, я сам скажу. Юбер решительно направился в комнату с камином.
Навстречу хозяину поспешила взволнованная Соланж. Как всегда шуршали ее пышные юбки и звенели браслеты.
- Этот человек – чародей, - прошептала негритянка, раскрыв широко и без того огромные и выразительные глазищи.
- За одну секунду вытащил у моей Салли молочный зубок. Посмотрите-ка, - на салфетке лежал малюсенький костяной кусочек. – Девчонка даже пикнуть не успела. А, теперь иди, полюбуйся, что с твоим сыном вытворяет.
На полу была расстелена холщевая простыня. Голенький мальчишка распластался на животе, как лягушонок. Вислоусый дед, стоя рядом на коленях, ловко массировал маленькие ножки и спину. Тут же на корточках примостилась дочь негритянки, не спуская завороженного взгляда с длинных костистых пальцев доктора.
- Учись, Салли. Смотри внимательно. Умру, меня заменишь, - бормотал старик.
Андре под руками доктора кряхтел и попискивал, как щенок.
- Видишь, какой толковый мальчик, он понимает, как полезна процедура для организма. Заметь, он не кричит, а работает вместе со мной.
- Как работает? – удивилась девочка.
- Во-первых, как я тебе уже говорил, не плачет, значит, дышит ровно. Во-вторых, смотри, подставляет мне ножку.
- Честь имею, - подошел к доктору Юбер. – Позвольте, представиться, я отец вот этого малыша, с которым вы выделываете вещи, от которых у меня стынет кровь в жилах.
- А, достопочтейнейший месье Дюваль, рад вас видеть, - доктор поднялся. – К сожалению, должен вас немного огорчить. Ваш наследник не наделен богатырским здоровьем. И, если сейчас всерьез не заняться его костным скелетом, в будущем могут случиться, хм… скажем так, разные казусы.
- Понятно, - усмехнулся Юбер, - вы намекаете на то, что присутствие доктора в доме крайне необходимо.
Хитер англичанин, убедительную причину придумал для своего проживания рядом с нами, - подумал Юбер, - но старикан не знает, что Дюваль - стреляный воробей, и запросто так, его на мякине не проведешь.
- Уважаемый, - доктор вновь склонился над ребенком, быстро обтирая тельце салфеткой, смоченной в травяном отваре, который в глиняной мисочке держала Салли. – Я чувствую, вы меня не совсем верно поняли. Если вы не доверяете мне, как специалисту, я вам порекомендую другого, - он бережно завернул мальчика в простынку, поднял и передал в руки отца.
В комнату, постукивая колесами, вкатилось кресло с Антуанеттой.
Юбер перехватил взгляд доктора. О чем размышлял эскулап? Почему он так внимательно посмотрел на спину жены? У отца сжалось сердце. А вдруг и с мальчиком случиться нечто подобное?
Андре, словно почувствовав беспокойство отца, громко заплакал.
- Что с ребенком? – тревожно спросила Антуанетта.
- Ничего особенного, мальчик просто проголодался, - спокойно сообщил доктор.- Соланж, будьте любезны, накормите малыша. И еще мне бы хотелось знать подробную карту его питания. До граммов.
- Да, разве ж такое возможно? – негритянка надула губы, что обозначало полное непонимание.
- Не только возможно, но и необходимо. Если, что не ясно, объясню и научу.
Соланж удалилась с Андре на руках. За ними поскакала жизнерадостная Салли. В комнате воцарилось молчание. Стало слышно, как за окном хлестал по деревьям зимний ливень. Треск дров в камине усиливал ощущение непогоды за стенами уютного дома.
Доктор вздохнул:
- Пожалуй, мне пора, в дорогу. Нужно еще позаботиться о ночлеге.
Глава 11 Потерянный РайГлава 12 Встреча в Москве
Глава 13 Синеглазый Король
Глава 14 Семейный Альбом
Глава 15 Трудная Любовь
Часть 5
Глава 16 Ночной ЗвонокГлава 17 В Париж
Глава 18 Валентинов День
Часть 6
Глава 19 Голубка
Глава 20 Режиссер Воронков
Глава 21 Борислава
Часть 7
Эпилог
Комментариев нет:
Отправить комментарий