Глава 1 Телемастер
Глава 2 Сын Арестанта
Глава 3 Лев Махов
Глава 4 Отличница
Часть Вторая
Глава 5 На Улице Таврической
Глава 6 Сердечный Приступ
Глава 7 На Крыльях Любви
Глава 8 Великие Переселенцы
Часть Третья
Глава 9 Дедушка Юбер
Глава 10 Сестры-француженки
Глава 11 Потерянный Рай
Глава 12 Встреча в Москве
Глава 13 Синеглазый Король
Глава 14 Семейный Альбом
Глава 15 Трудная Любовь
Часть 5
Глава 16 Ночной Звонок
Глава 17 В Париж!
- О ла-ла! Сердце мое разрывается от печали! – невысокий человек в элегантном белом костюме стоял у вагонного окна. - Прощай, прощай, незабвенная! – по смуглым старческим щекам катились бисеринки слез.
Человек прижал руку к груди и застонал.
- Что с вами, месье? – напуганная Франсуаза вышла из купе, - я сейчас позову кого-нибудь из обслуживающего персонала.
- О нет, мадам! – пассажир достал из нагрудного кармана носовой платок, промокнул лицо, потом тщательно протер лысину, - разве вы не знаете, что люди бессильны перед ураганом чувств. Никто не утолит мою печаль отныне.
- Артист? Поэт? Сумасшедший? – мелькнуло в голове у Франсуазы. – Соседство с таким человеком явно будет беспокойным. А так о многом нужно подумать.
- Вот, видите, я вас напугал! – мужчина, словно прочитал ее мысли. – Да, я немного экзальтированная персона. Я ведь парижанин. И, знаете, привык к своему городу, как к родственнику, которому все прощается. А вот в Ниццу я влюбился! Пойдемте-ка, голубушка, я расскажу вам удивительные вещи про эту морскую жемчужину.
Франсуаза скрыла улыбку. Сколько раз за свою долгую жизнь выслушивала она восторженные излияния от постояльцев отеля в адрес завораживающего города, безмятежно раскинувшегося на заливе Ангелов.
- Последняя любовь по-особому сладка и мудра! – романтичный попутчик и не думал униматься. Видимо, он принадлежал к породе тех людей, считающих свои впечатления самыми верными. И поток его слов навряд ли остановился бы, узнай он, что сидящая напротив него женщина с седыми кудряшками, выглядывающими из-под соломенной шляпки, почти семьдесят лет живет в краю, где он пробыл всего две недели.
- Нет, вы послушайте, я вам сейчас все подробненько расскажу. Ах, эта набережная – Променад Англез! Идешь по ней, а бриз ласкает твои щеки. Величественные пальмы, они, ей-богу, помнят тех первых туристов. Знаете, да? Англичане не дураки были, что открыли это райское место для отдыха.
Потом парижанин перечислял другие авеню, маленькие улочки, рассматривал цветные открытки, причмокивая и бормоча:
- Жаль, дома лупу оставил. Ну, уж приеду, так насмотрюсь вволю. И это будет продолжением наслаждения. Я вам хочу сказать, что никто не умеет так упоительно вспоминать, при этом искренне печалиться или веселиться, как мы – французы. Мадам, вы так замечательно меня слушаете! Я вас умоляю, продолжим нашу беседу в ресторане.
И только после ужина, когда городские истории подошли к концу, беспокойный сосед спохватился:
- Ах, боже мой, мадам, я ведь не представился, старею. Честь имею – Клебер Гоше. Комедиант, художник, музыкант… в душе, - добавил после паузы. – А в реальной жизни финансист на пенсии. - Светлые глазки озорно блеснули под седыми пучками бровок. - И холостяк, между прочим. К несчастью.
Угомонился Клебер далеко за полночь. Несколько раз он вызывал проводницу, просил то минеральной воды, то отключить кондиционер, то заменить подушку.
- Ребенок, настоящий ребенок, - думала Франсуаза, лежа на кушетке и, изображая глубокий сон.
Но сна не было. Даже мерное покачивание вагона, дробный перестук колес не навевали долгожданного забытья. Беспокойные мысли колобродили в голове, как волны, в разгулявшемся море.
« В Па-риж! В Па-риж!» - звонко дразнили колеса, когда она впервые ехала туда семилетней девочкой.
Отец мог часами взахлеб восторгаться столицей, и девочка наивно
верила, что Париж – это вечный фейерверк огней, карнавал цветов и улыбок.
Тот поезд из детства прибыл ранним утром на Лионский вокзал. Небо было зябко серым, и моросил дождь. Невероятным казалось превращение медового вчерашнего лета на Лазурном берегу всего лишь за одну ночь в неуютную парижскую осень.
- Благодать! – зажмурился отец, - обожаю этот сырой воздух. В нем запах свободы и творчества. Мы с тобой, дочь, никуда не будем торопиться. Давай, к примеру, вглядимся в чудный силуэт старого доброго вокзала. Смотри, какая милая башенка! А резные часы… Слов нет, как хороши.
Отец явно пребывал в благодушном настроении после крепкого кофе с коньяком. А Франсуазе было зябко и неуютно в легком желтом сарафанчике, в новых лаковых туфельках, нещадно трущих ноги.
И тут она увидела человека, которому было значительно хуже, чем ей. Худой, нечесаный старик лежал на старом одеяле. Видимо, и ему было холодно. Он постоянно отхлебывал из бутылки вино и ежился под курткой непонятного цвета.
- Привет, дружище! Чудесный сегодня день! – отец подошел к старику, достал из кармана брюк звенящую мелочь.
- Я вот дочь привез, хочу, чтобы она полюбила Париж, как я!
- Да, будь он проклят, этот кровопийца! – угрюмо откликнулся клошар.
Отец, словно и не заметил недовольного голоса.
- Счастливый ты, человек! Лежишь рядом с красотой. Да, «бель эпок», этот стиль одно из достижений человеческого гения. Пышная роскошь… Это ведь мотив самой жизни, где каждое мгновение наполнено цветом, линией, запахами.
- Посмотри лучше, у тебя девчонка дрожит, как гусенок, - старик с укоризной перебил отца. – Рассуждать красиво, вы все мастера. А ты вот, помоги нуждающемуся, да одень того, кто продрог. А то заладил, «бель
3
эпок, бель эпок». От обжорства все это, от разврата.
Отец растерялся.
- Ну, я ведь вам дал денег. А девочке мы сейчас найдем что-нибудь тепленькое. Ты, правда, продрогла, милая? – он ласково заглянул Франсуазе в глаза.
- Ничего, папа, не волнуйся, - попыталась улыбнуться посиневшими губами девочка.
Но в накидке, связанной из овечьей шерсти и мягких ботиночках, почувствовала себя значительно лучше и уже опять готова была к новым приключениям. Франсуаза бросила благодарный взгляд на старика. Он ей подмигнул:
- Согрелась! Никогда не стесняйся говорить о том, что тебе плохо. Чутких сердец на свете мало. Ко всем стучать нужно громко…
- Это вам! – сделав реверанс, девочка положила рядом с бутылкой старика несколько хрустящих рогаликов, которые напекла ей в дорогу булочница, тетя Марго.
- На Монмартр! Дочь моя, мы с тобой отправляемся в замечательное место.
- Лепик! – прочитала Франсуаза на табличке. – А почему эта улица так называется?
- И сам не знаю, - пожал плечами отец, - когда-то была Императорской, потом ее почему-то понизили в звании и дали имя генерала. Где-то я читал, что вояка Лепик оборонял этот холм.
- А мы что на холме? – для девочки сюрпризы следовали один за другим.
То, прямо посреди улицы – крупная лестница. Чудно, да! По ней взбираться, словно в небо подниматься. То мельница, самая настоящая, как живая, махала крыльями.
- Запомни эти имена – Тулуз Лотрек, Ван Гог, Утрилло, Ренуар, - отец
закинул рыжую кудрявую голову, - эти великие люди восхищались Парижем, как и ты сейчас. Свои впечатления они оставили потомкам.
Франсуаза пропустила мимо себя эти патетические слова. Детство живет своими ощущениями и не нуждается в авторитетах из взрослого мира.
Потом был Замок туманов. Над белым особняком кружилось загадочное облако. Подвижный сияющий воздух завораживал и придавал обычному серенькому дню загадочную таинственность всей вселенной.
- О! «Проворный кролик»! – вдруг радостно воскликнул отец, - здесь-то мы и перекусим.
В кафе было людно, шумно, душно. Жареную крольчатину Франсуаза есть наотрез отказалась. Она была уверена, что портрет именно этого зверюшки был запечатлен на вывеске.
Ох, эта знаменитая картинка. Большая кастрюля, а из нее выскакивает лопоухий кролик.
- Папаша Фреде, а ну-ка, сыграй нам что-нибудь эдакое! – пьяные посетители требовали музыки. Но гитарные переборы не могли заглушить рокот человеческих голосов.
Франсуаза устала. Она терла глаза, покрасневшие от сигаретного дыма. У нее щипало в носу, и хотелось плакать, а еще больше хотелось домой.
Наконец, отец спохватился.
- Ах, черт, нужно же еще устроить мою малышку на ночь! – он с сожалением покинул дружков по застолью и пообещал скоро вернуться.
Отель, в который они зашли, был обшарпанным и замызганным, но следы былой роскоши и помпезности присутствовали. На стене, оклеенной дешевыми обоями, потерявшими давно свой цвет, красовалось огромное зеркало в резной раме. На покосившихся, заляпанных чем-то жирным, дверях посверкивали вычурные золоченые ручки.
- Славно, да! Девочкам спать пора. А папу ждет ночной Париж!
Ночью Франсуаза проснулась. За окном жили неизвестные ей доселе
звуки – шумели авто, перекрикивались торговки цветами и шоколадом, где-то далеко грохотал тяжелый поезд. Девочка всхлипнула. Зачем она здесь? Одна-одинешенька, в неприветливом чужом городе? Натягивая на плечики, негреющее, вытертое временем и чужими снами, тощее одеяло, девочка пыталась спрятаться от теней, которые беспокойно шевелились по углам.
Дневной калейдоскоп. Вокзал, важный и напыщенный, как толстый король. Мельница, словно заколдованная женщина, машущая в отчаянии деревянными руками. Запах жареной крольчатины, пьяные куплеты, - все это не отпускало в спасительную безмятежность сна. И через все картинки светились тоскливые глаза старика-нищего.
- Согрелась? – шепнул хриплый голос, как будто бы рядом.
- Нет, - Франсуаза затряслась и заплакала навзрыд.
Отец вернулся утром. Серый, помятый, с красными глазами. От него пахло чем-то таким невкусным, что Франсуазу затошнило.
- Сейчас, сейчас, - суетился отец, - кофеек организуем, круассанчики с маслицем. Что снилось маленькой южанке в первую парижскую ночь?
- Папа! – строго произнесла девочка. – Отвези меня срочно домой. Я не хочу больше Парижа.
То первое парижское воспоминание так прочно вплелось в существо Франсуазы, что позже, сколько бы не проходило лет, и она, другая – сначала молодая, потом зрелая, потом… пожилая женщина, приезжая в этот город, всегда ощущала бесконечную тоску.
- Нет, я точно не усну сегодня, - женщина вздохнула, положив под язык успокоительную пастилку.
« В Па – риж! В Па – риж»! – колеса отстукивали ритм своей привычной дорожной песни. Августовская ночь посылала вслед спешащему составу звездные россыпи, и никому на Земле не было дела до чьей-то грустной бессонницы.
Франсуаза давно уже приучила себя не думать об отце плохо. Родителей не выбирают! Но странное дело, чем старше она становилась, тем острее и больнее ранили воспоминания.
Во второй раз отец повез Франсуазу в город великих иллюзий накануне ее шестнадцатилетия.
- Я подарю тебе все молодое очарование столицы! – вскричал он, вбегая в комнату дочери первого августа. – Собирайся! Ты не похожа на дочь художника. Ты провинциалка! Синий чулок! Я выкраду тебя из затхлого чулана.
Что отец назвал чуланом, Франсуаза не поняла, потому и не обиделась.
Вот уже десять лет Франсуаза жила в частном пансионате мадам Корде. Старая дева, Кароль Корде обожала и любила своих воспитанниц, как собственных дочерей. В ее роскошном старинном особняке, расположенном в чудесном парке с розарием и фонтанами, взрослели, умнели и хорошели два десятка маленьких француженок. Мадам Корде пыталась дать девочкам разностороннее образование: математика, история, литература. Ну, а что за женщина без умения танцевать, петь, искусно вести светскую беседу! Мало того, независимая директриса пансиона была уверена, что только дотошному женскому уму подвластны дебри настоящей экономики.
- Вы у меня будете не своими домами управлять, а государствами, - произносила величественно, стоя у портретов королев.
На каникулах Франсуаза скучала и по мадам, и по подружкам, и по себе самой, сосредоточенной, целеустремленной, с вечно-раскрытой книжкой.
Дома, в отеле «Белый ангел», девчонка ленилась, нежилась, растворялась в любви нянюшки, старых слуг и сиянии детских грез.
- Мы едем в Париж! – еще раз крикнул отец.- Собирай лучшие наряды.
…Все было восхитительным! Роскошное купе, букет белых роз и впервые попробованное шампанское.
- С днем рождения, мадмуазель! – большой толстый человек встречал их на перроне. Он галантно взял девичью руку, поцеловал.
- Ах, как терпко пахнет эта загорелая кожа, - шумно втянул ноздрями воздух.
Франсуаза растерялась. Уж очень фривольным показалось ей подобное высказывание.
А отец засмеялся:
- Южанки, они, братец, все необыкновенно вкусные.
Жорж пригласил путешественников позавтракать в ресторане «Голубой экспресс».
- Ах! – только и вырвалось у Франсуазы, когда она переступила порог золоченого салона. Трудно было представить, что в этом почти музейном великолепии, можно запросто похрустеть поджаристой булочкой и остудить себя минеральной водой.
- Когда-то сам президент Франции открывал этот ресторан, - солидно заявил Жорж в ответ на восторг провинциалки.
Потом Жорж зафрахтовал миниатюрный, словно игрушечный, белоснежный пароход для прогулки по Сене.
Девушка чувствовала себя счастливой, как никогда. Она беспечно смеялась, запрокинув голову и широко раскрыв руки, словно обнимая весь красивый великолепный день.
- Как хорошо! Как славно! – Франсуаза с нежной благодарностью смотрела на отца и его забавного приятеля.
- Приключения только начинаются, - отец тоже был доволен, - мой друг обещает нам фейерверк впечатлений.
Дом, где жил Жорж, находился в элегантном районе, расположенным рядом с Елисейскими полями.
- Завтра, все будет завтра. Новые прогулки, Лувр, Версаль…
А сегодня сил хватило только на то, чтобы, наскоро умывшись, рухнуть
на шелковые благоуханные простыни.
Проснулась Франсуаза от лучей солнца, игриво пробивающихся через жалюзи. От яркого утра, ощущения молодой энергии в теле и бесконечности счастливой жизни впереди, захватило дух. Она тихонько засмеялась. Тотчас раздался деликатный стук в дверь.
- Мадмуазель, с добрым утром! – старик-слуга, высокий, прямой, с длинными седыми волосами, орлиным профилем и серьезными глазами, вкатил в комнату сервировочный столик.
Запахло горячим шоколадом, поджаристыми круассанами и земляничным джемом.
- Спасибо! Я действительно проголодалась, а где папа?
- Ожидают вас в гостиной, - старик почтительно склонил голову, - что-нибудь еще?
Через полчаса свежая, хорошенькая девушка в легком шелковом костюмчике, цвета нежного персика, спустилась вниз.
Жорж, развалившись на кожаном диване, пыхтел сигарой. Его серые волосы были напомажены и зачесаны назад, пухлые щеки глянцево блестели, как бретонские яблоки.
- Как спалось, детка? – спросил он вкрадчиво.
- Замечательно! А потом, я после завтрака вышла на балкон, в небе кружили ласточки!
Девушка распахнула руки и устремила вперед хрупкое тело, словно пытаясь изобразить полет стремительной птички.
- Милая барышня и впрямь похожа на ласточку, - пробормотал Жорж. – И твой папа, наверное, так думает, - он язвительно усмехнулся и уставился немигающим взглядом светлых рыбьих глаз на нескладную фигуру художника.
Отец стоял у окна и пока не произнес ни слова.
И в этот момент Франсуаза почувствовала, что в этой роскошно-
обставленной гостиной, над вазами с крупными соцветиями висит, почти осязаемое физически, тяжелое облако тревоги.
- Что случилось, папа? – она подошла вплотную к отцу, стоящему у окна. Сладкий аромат парфюма лишь усиливал резкий запах алкоголя, который, казалось, пропитал все мужское тело.
- Ты опять кутил всю ночь? – спросила строго. – Глаза красные, руки трясутся. Как сказала бы наша нянюшка:
- Нет на тебя управы, Винсент!
- Нет управы, - буркнул мужчина, проведя рукой по рыжим спутанным волосам. - Черт возьми, Жорж, есть в этом доме вино?
Через несколько минут в комнате появился молчаливый старик-слуга с подносом в руках.
- Поставь сюда, - небрежно бросил Винсент, указав на низенький круглый столик.
Старик наполнил бокал. Вопросительно взглянул на Жоржа. Тот кивнул на дверь. Слуга неспешно, с достоинством неся крупную голову на костистых плечах, удалился.
- Дочь моя! – вскрикнул отец. – Я виноват перед тобой…
- Что такое?
Отец неожиданно опустился на колени.
- Я проиграл, все проиграл…
- Отыграешься! – Франсуаза взъерошила мужскую шевелюру жестом матери, успокаивающей шалуна. – Тебе ведь не впервой. Нянюшка рассказывала, что ты с детства из-за карточного стола не вылезал. Азарта на десятерых хватало.
- Сегодня ночью удача отвернулась от меня. О боже! Я поставил на кон «Белого ангела».
- Ты шутишь, папа? – девушка опустилась на корточки, чтобы заглянуть в глаза отца. – Разве такое возможно?
- До чего же ты наивна, девочка! – подал голос Жорж. – Проигрывают не только содержимое кошелька, проигрывают огромные состояния и даже города.
Отец обнял Франсуазу.
- Если до двенадцати часов я не найду денег, то завтра в отель въедет новый хозяин, - произнес слезливо.
- Как ты мог? Как ты мог? – Франсуаза выпрямилась и начала быстро ходить по комнате. – Ты, что не понимаешь, что «Белый ангел» - это не просто заурядная гостиница. Это жизнь и любовь Юбера и Антуанетты, это их сын Андре, это я, это моя любимая нянюшка, это…, это… Ты всех нас предал! – девичий голос срывался, глаза сверкали от слез отчаяния и возмущения. – Что же теперь будет?
- Вот это темперамент! – толстый Жорж прищелкнул пальцами. – Девочка моя! Я не предполагал, что подобное известие так всколыхнет твое нежное сердце. Я готов помочь и тебе, и твоему хулиганистому родителю. Художники – народ непутевый.
- Да? Что же вы молчали? – Франсуаза подскочила к хозяину апартаментов. – Это правда, что вы так богаты, да к тому же столь великодушны? Вы замечательный человек. Я, мы будем работать и все-все вам отдадим. Умоляю вас, не продавайте «Белого ангела»!
- Милая, - ухмыльнулся толстяк. Он взял узкую девичью ладонь в свои большие, покрытые светлыми волосами руки. – Через несколько часов я отправляюсь в морское путешествие, и мне бы хотелось иметь рядом вот такую страстную молодую спутницу.
- Я не поняла вас, - нахмурилась Франсуаза.
- Мы проведем замечательно время, - толстяк зажмурился, как сытый кот, - и тебе не нужно будет беспокоиться об оплате долгов, я все возьму на себя.
- Папа! – Франсуаза вскинула недоумевающий взгляд на лицо близкого
человека. – Я не могу уловить ход мыслей. Как говорит Жорж, я должна буду отправиться с ним в путешествие. И что? Неужели так просто решается ситуация?
Винсент отвел глаза от побледневшего лица дочери.
- Конечно же, дорогая. У тебя будет много чудесных впечатлений. Жорж- –славный парень. Вы будете пить изысканные вина, гулять по палубе под звездами, слушать песни морских волн. О! С каким бы удовольствием отправился бы и я с вами. Но не берут меня с собой…
- Зачем ты мне нужен, рыжий вонючий неудачник, - произнес Жорж далеко не шутливым тоном.
Девушка, прищурившись, взглянула на розовое лоснящееся лицо. Брезгливая гримаса на его лице мгновенно сменилась на приторно-сладкую.
- Ну, что, крошка, согласна!
И в эту минуту до сознания молодой девушки дошло, что на самом деле означает подобное приглашение.
За большим окном шумел Париж. Мимо старинных особняков неспешно прогуливались праздные люди. Робкая ранняя осень чуть позолотила верхушки кленов.
- Боже мой! – у Франсуазы заломило в висках. Она отчетливо увидела совсем другой пейзаж. Привольный южный сад, в котором знакома каждая тропинка с детства, в котором у деревьев есть имена. И садовник так и помечает в своем талмуде: « пальма Соланж требует подрезки, на акации Антуанетты завелся вредитель». Никого не удивляет подобное чудачество старого садовника. Потому как действительно красивейший сад вокруг отеля поднят и возделан заботливыми руками тех, кто там жил.
Возможно ли, представить, что все это перейдет чужим людям. В комнатах разместятся незнакомцы. И фамильные часы начнут отбивать музыку других судеб.
Нет! Она не позволит отдать « Белый ангел» никому!
- Я еду с вами! – девушка отвернулась от окна. И, не глядя на отца, добавила, - но попрошу перед отъездом пригласить нотариуса для того, чтобы он оформил документы на отель на мое имя. Все. Отныне «Белый ангел» только мой!
- Приятно иметь дело не только с хорошенькими, но и умными девушками. Пусть будет по-твоему: документы мы подпишем сейчас. А получишь ты их после нашего славного круиза. Я их возьму с собой и упакую на дно чемодана. Согласна?
Франсуаза помнила смутно, как они добирались до Гавра. Жорж и отец пили, разговаривали, спорили о чем-то. Все было безразлично Франсуазе в настоящем мгновении. В голове крутилась одна мысль: «Скорее бы все это закончилось. Домой! Только домой!»
У причала стоял красавец-корабль. Рядом суетились возбужденные люди. Цветы, поцелуи, прощальные слова. Франсуаза еще не знала, что видит отца в последний раз.
- Тебе будет хорошо, моя девочка! – он пьяно улыбался, похлопывая ее по плечу. – Ах, мне бы с вами хоть ненадолго… Какие бы морские пейзажи родились под моей кистью. Фрэнси, почему ты так строго смотришь на своего папу? Я тебя чем-то расстроил? Ну, утри слезы, детка! – он поцеловал ее в губы. – Какая ты у меня прелесть!
Трап убрали. И корабль, вдруг превратившись в живое существо, громко завздыхал, забормотал и, плавно покачиваясь, величественно стал отдаляться от берега.
Франсуаза как-то быстро потеряла в пестрой толпе провожающих силуэт отца. Ей вдруг стало страшно и одиноко. Она вновь ощутила себя беззащитной, брошенной девочкой.
Ах, если бы только знать, что ждет впереди!
- Вот и наша обитель! – Жорж повернул ключ в замке. И не дав девушке
опомниться, повалил на обитый бархатом диван.
- Как я ждал этой минуты!
- Пустите! – пискнула Франсуаза.
- Не ломай комедию, крошка! Бумаги в чемодане, и ты сама все решила.
Сопротивление девушки, ее слезы, горячие мольбы о пощаде, словно подстегивали жестокую мужскую страсть.
- Обожаю таких непокорных! – глаза Жоржа налились кровью, он весь дрожал, покрытый испариной.
От боли и кромешного отчаяния Франсуаза потеряла сознание. Очнулась она глубокой ночью. Болела и ныла каждая клеточка истерзанного тела. А что творилось с душой?
- Почему я не умерла? Зачем мне жить дальше? – кусая губы и сдерживая рыдания, она с ужасом вслушивалась в храп и громкое дыхание рядом лежавшего, до омерзения ненавистного человека.
Два дня она не выходила из каюты. Возбужденный Жорж убегал то в ресторан, то в музыкальный салон, то в казино.
- Крошка моя, я уже соскучился! – изрыгал он громко при возвращении. И напившийся, наевшийся самец с новой силой набрасывался на маленькое создание, стонущее в горячечном бреду.
На третью ночь, дождавшись, когда мерзкий зверь захрапел, Франсуаза выбралась из постели. Натянув прямо на ночную сорочку длинное черное платье, она вышла на палубу. Здесь было оживленно. Прогуливались, тесно обнявшись, влюбленные, три паренька негромко пели на незнакомом языке, зазывно звонко смеялась компания девчонок. С темного неба бесстрастно взирали звезды на праздную людскую суету.
Франсуаза быстро шла по палубе. Должен же быть уголок, где никого, абсолютно никого нет!
Черная блестящая вода не казалось страшной. Рассыпанные на золотые блестки, отражения звезд и огней корабля делали море карнавально- нарядным.
- Прощай, «Белый ангел»! Нянюшка, прости меня. Но у меня не осталось сил, чтобы жить дальше, - Франсуаза приподнялась на цыпочки и попыталась перегнуться через перила.
- Ай, ай, ай! – вдруг раздался горячий шепот за спиной. Две сильные руки обхватили за талию.
- Пустите! – Франсуаза попыталась вырваться. Она уже представила себя в той манящей бездне, и там ей было спокойно и хорошо. – Пустите! Я вас прошу, - заскулила, как больной щенок.
- Не гневи бога! Он дал тебе жизнь, он и заберет! – рядом с Франсуазой стояла худая, высохшая, как цветок в гербарии, женщина с темными, гладко зачесанными волосами и впалыми черными глазами.
- Твой господин не первый, и не последний, кто обидит тебя на Земле.
- Никакой он мне не господин! – топнула ногой Франсуаза. И вдруг съежилась от ужаса, а что, если Жорж проснулся и пошел ее искать.
- Что мне делать! Я не могу туда возвращаться.
- Пойдем! – незнакомка взяла ее за руку и потянула за собой.
Они шли через какие-то неосвещенные помещения, спускались на ощупь по скользким лестницам. Пахло гнилым болотом, рыбой и чем-то кислым. Но Франсуазе было абсолютно все равно: куда, с кем и зачем передвигаться. Где-то рядом пробормотал мужской голос. Незнакомка откликнулась длинным ругательством.
- Сюда! – чуть скрипнула невидимая в темноте дверь.
Женщина пошуршала чем-то у входа. Тусклый огонь высветил закуток, выгороженный коробами и ящиками. На металлическом полу лежал серый матрац, прикрытый сверху потрепанным мужским пальто.
- Садись, - незнакомка подтолкнула Франсуазу к странному лежбищу.
- Кушать хочешь? – спросила ласково.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Тогда, выпьем сейчас, - женщина достала из одного из ящиков большую бутыль темного стекла.
- Это лекарство. Сейчас успокоим сердца и поговорим. - Она налила тягучей жидкости себе в металлическую кружку, а Франсуазе в фарфоровую чашку с толстыми краями. - Не рассматривай, а выпей большими глотками, - сухо приказала девушке.
Напиток обжег гортань и почти мгновенно упоительной волной стал растекаться по всему телу.
- Ну, что отпустило? Теперь посмотри на меня. Мое имя Сандра. Видишь, эти шрамы, - женщина обнажила желтую обвисшую грудь. – А здесь, посмотри, - она выпростала руки из-под пестротканой накидки.- Бывает, что у людей после пожарищ следов меньше. Меня терзали, мучили, били. Думала, от боли сердце остановится. Выжила… и для чего, думаешь, выжила? Чтобы еще больше страданий испытать. Мужа любимого молодым схоронила. Одна детей поднимала. А Бог забрал их у меня. Сыновья на войне смерть встретили. А дочь, Виториа, красавица, искусница, утешение души моей, сама на себя руки наложила. Спросишь, отчего? Отвечу: любовь несчастная. Ну, и скажи, как я могла дальше жить, когда мне казалось, что там, где билось мое сердце, остался пепел.
А ведь живу. Бог поведал мне, что смысл жизни в самой жизни. Вот уже двадцать лет я плаваю по морям. Служу при кухне, чищу овощи. Встречаю каждое утро с радостным замиранием души и засыпаю с улыбкой на губах. Отныне я чувствую себя частичкой мироздания.
- Сандра! – неожиданно прошептала Франсуаза, - простите меня, но я, я не могу жить.
- Погоди, погоди! – старая женщина погладила девичьи руки. – Мы с тобой еще не потолковали. Дай-ка, сюда твою чашку. Теперь другой настой накапаю. Скажи мне, твоя мама, где сейчас?
- А я и не знаю. Говорят, она была натурщицей у отца. Чернокожая,
кудрявая. Я видела только портрет. Отец был тогда молодой и влюблялся во всех, кого рисовал. Негритянку он привел в дом, к деду, когда ее живот выпирал, как глобус. Так, моя нянюшка говорила. А, как только я родилась, натурщица убежала через окно. Вроде в африканском племени ее муж ждал.
Франсуаза вздохнула. Никогда взрослые люди не спрашивали ее о матери. Полагалось хранить деликатное молчание. А сейчас Франсуаза поняла, что, оказывается, ей всегда хотелось не только думать, но с кем-то говорить об этой женщине, подарившей ей жизнь.
- Ну-ка, дай, посмотрю на тебя, похожа ли ты на свою мать? – Сандра поднесла к лицу девушки фонарь. – Нет, не скажешь, с первого взгляда, что мать африканка. Она, видимо, не чистых кровей была.
Ну, волос кудрявый, так он и у нас, итальянцев, волнится. Рот большой, но в меру, опять же такой, как у многих корсиканцев.
- Кожа смуглая, даже зимой, - добавила Франсуаза.
Сколько раз изучала она себя у зеркала, с замиранием сердца, выискивая черты негроидной расы. В детстве какой-то босяк на рынке ей презрительно бросил:
- Эй, ты не то цветная, не то чумазая, шуруй отсюда!
С тех пор это стало наваждением. Она завидовала белокожим блондинкам. И уж, конечно, не желала ни на йоту быть похожей на свою родную мать.
- Так ты, получается, с младенчества с раненым сердцем живешь, - подытожила проницательная итальянка. – Счастлива девочка, мечтающая вырасти похожей на мать. Сильным будет малец, если перед глазами достойный пример для подражания – его отец.
- А мой отец в карты играет, - всхлипнула Франсуаза. – И три дня назад он проиграл…
- Неужели тебя? – Сандра покачала головой.
- Получается, что так.
Франсуазу передернуло, как только в голове промелькнули события последних дней. Лионский вокзал, седой слуга, отец на пристани, и потом необузданный в страсти толстый потный Жорж.
- Я хочу его убить! – воскликнула девушка с отчаянной решимостью в голосе.
- Хорошая моя! – итальянка ласково погладила Франсуазу по кучерявой голове, - никогда не пытайся на себя взять роль Всевышнего. Ему одному дано право решать о людских судьбах.
- А, что мне делать? Если бы вы могли представить, как он надо мной измывался! У меня даже нет слов, чтобы рассказать, что он со мной выделывал, какие мерзости позволял.
- И не нужно вспоминать. Тысячи женщин, и я в их числе, испытали муки от животной страсти похотливых самцов. Счастливы единицы, кто отдавал свое тело и душу только возлюбленному.
Сандра надолго задумалась. Ее худое, скуластое лицо потемнело, словно спряталось под невидимую вуаль. Потом она достала из кучи тряпья стеклянный шар, наполненный разноцветной тягучей жидкостью. Этот шар Сандра покатала между сухих темных ладоней, резко крутанула на полу, так дети запускают в пляс игрушечную юлу.
Франсуаза не сводила глаз с вращающегося шара, в котором разноцветные точки, кружась, соединялись в фантастические букеты, то вдруг распадались по разные стороны звездным фейерверком.
- Вы ворожите? – шепотом спросила девушка. О подобном она только читала в толстых романах с пожелтевшими страницами.
- Ничего подобного, - сухо ответила Сандра. – Я спрашиваю, что нам можно, а чего не следует делать.
- Это про меня? – радостно встрепенулась Франсуаза. – Спасибо вам. - Ласковая и отзывчивая девушка всегда была благодарна любому человеку за
малейшее желание помочь.
- Ну вот, - Сандра накрыла шар черной тряпкой. – Мне все понятно. Слушай и ты. Сейчас ты вернешься в каюту…
- О, нет! – воскликнула девушка. – Никогда!
- Наберись терпения и не перебивай! – цыкнула ворожея.
- Повторяю, вернешься и накапаешь в стакан с водой пятнадцать капель из этого флакона. Держи!
- Это яд? – обрадовалась Франсуаза.
- Глупая! Не смей так говорить и думать. Как только нехороший господин выпьет нашей водицы, он, будто заболеет. У него начнутся колики во всех органах. Сердце, печень, почки, селезенка будут вздрагивать и стенать о помощи.
Доктора попытаются его лечить. Через месяц все отхлынет. Но ты уже будешь далеко.
- О! Чудо какое! – Франсуаза с нежностью смотрела на темный флакончик.
- Не забудь только потом выбросить его туда, где рыбы живут.
- Сандра, милая! А, как же я смогу вас отблагодарить? – теперь девушка взяла в руку шершавую темную ладонь.
- Будешь спокойна, а значит счастлива, и энергия твоего гармоничного состояния будет и ко мне прилетать. Мы ведь, оказывается, с тобой крепко связаны.
- Еще как! – на глазах Франсуазы блеснули слезы.
- Да, ты сама не понимаешь, с чем согласилась сейчас. Я ведь практически на верхние палубы не поднимаюсь никогда. А вот в то время, когда ты, глупая, решила в море сигануть, я, словно голос услышала. На него и устремилась. Твой Ангел – Хранитель меня звал.
- Мне кажется, что мы с вами не расстанемся! – Франсуаза и впрямь верила, что отныне для нее нет на Земле души ближе.
- Прощай, родная, - горько усмехнулась старая женщина.
Франсуаза плохо соображала, как кралась бесшумной тенью по палубе, как искала свою каюту. Ничего не существовало вокруг – ни звездного неба, ни антрацитового блеска моря, отсутствовали звуки и запахи. Тонкие пальцы крепко сжимали маленький флакон.
Жорж спал. Но, как только Франсуаза вступила на это крошечное пространство вселенной, все ее чувства, словно включились. Она услышала тяжелое мужское дыхание, почувствовала едкий запах перегара и пота, разглядела в темноте стакан и бутылку с минеральной водой.
- Спокойно! – приказала сама себе.
Стараясь не шуметь, открыла бутылку, наполнила стакан водой и с блаженством, которого не испытывала ранее отсчитала пятнадцать капель из заветного флакончика. «Противный скот сейчас начнет мучиться в предсмертных судорогах», - эта мысль наполняла торжеством все ее измученное существо.
Отчего-то Франсуазе казалось, что старая итальянка слукавила. И бесцветная жидкость во флаконе самый, что ни на есть настоящий яд.
- Просыпайся, изувер! – девушка потрясла Жоржа за плечо.
- А что, чего, как? – он то открывал, то закрывал глаза, будучи не в состоянии окончательно проснуться.
- Вы просили пить…Вот вам вода, - повторила настойчиво Франсуаза.
- Верно! В глотке все пересохло, - он приподнял голову, залпом выпил воду, крякнул и, завалившись на подушку, захрапел.
Франсуаза сидела напротив, гипнотизируя мужской профиль. Ничего не происходило. «Может, для такого бугая нужно было увеличить дозу в три раза? А вдруг итальянка подшутила над ней? Неужели наступит завтра, и все повторится сначала?»
Она не заметила, как задремала.
Когда первые утренние лучи солнца заметались за горизонтом,
предвещая ясный день, и корабельные служащие всех сортов и мастей начали свою вахту, Жорж внезапно проснулся.
- Эй, Фрэнси! – хотел он окликнуть свою спутницу. Но язык, вдруг ставший толстым и неповоротливым, не слушался. Самое ужасное – не двигались ни руки, ни ноги. Это было невыносимо. Он лежал, выпучив глаза, и шипел, как змея.
- Вам плохо? – Франсуаза вскочила с диванчика. – Я сейчас сбегаю за доктором.
Радости-то сколько, боже мой! Нужно постараться скрыть ее, разыграть приличествующую случаю озабоченность. А не получалось! Мир вдруг зазвенел, заиграл всеми красками.
Смуглый черноволосый доктор показался девушке чрезвычайно красивым и умным, когда, поправив очки, произнес:
- Мы обязаны госпитализировать больного. Не волнуйтесь, на судне прекрасный лазарет и профессиональная команда медиков. Ситуация крайне-серьезная. Будем решать с капитаном проблему эвакуации больного. Пока не выяснена природа заболевания, контакты запрещены даже с близкими родственниками. Вам, простите, кем приходится заболевший господин?
- Он друг моего отца, - даже эти слова дались тяжело. Не хотела Франсуаза больше знать и помнить этого жирного паука.
Четыре рослых санитара с трудом несли брезентовые носилки с грузным телом. Бесформенная масса колыхалась. Жорж пучил глаза и чмокал губами, как младенец.
- Так тебе и надо! - Франсуаза еле сдержала себя, чтобы не показать язык.
Вернувшись в каюту, девушка открыла большой, желтой кожи чемодан. От волнения тряслись руки, впервые в жизни, она самовольно прикасалась к чужим вещам. На самом дне, под брюками и рубахами лежал конверт, а в
нем тонкий лист, ради которого были все эти муки.
Закрыв дверь на внутренний замок, Франсуаза приняла душ и легла спать. Проспала она почти сутки. Еще два дня, пока лайнер качался на волнах, а публика предавалась прелестям праздной жизни, она мечтала только об одном. «Домой! Домой! Домой!»
Рано или поздно заканчиваются все путешествия, счастливые или несчастливые.
Прошло-то всего две недели с того августовского утра, когда отец разбудил ее радостным возгласом:
- Мы едем в Париж!
А как много изменилось. Она шла знакомыми улицами, и сердилась на себя саму, что не умеет летать. Так хотелось быстрее очутиться под покровом «Белого ангела».
«Отель закрыт». Что это еще за чудеса? Франсуаза подошла и потрогала рукой табличку, укрепленную на металлических воротах. Она знала, что раньше в разгар военных действий или вирусного урагана эпидемии, некоторые владельцы отелей шли на подобные хитрости. Никто не желал отдавать уютные апартаменты под лазарет или солдатские казармы. Но что произошло сейчас? Все окна наглухо закрыты ставнями. Парадная дверь на замке.
Франсуаза юркнула через известную только ей лазейку в заборе и по гаревой дорожке поспешила ко второму крылу дома. И эта дверь оказалась запертой.
- Так… - Франсуаза в растерянности посмотрела вокруг. Недалеко, среди зарослей жасмина мелькнула знакомая желтая шляпка соседки.
- Мадам Ани! Мадам Ани! – набрав в легкие побольше воздуха, пронзительно крикнула Франсуаза.
От неожиданности маленькая старушка подпрыгнула.
- Ай-ай, как вы меня напугали, милая Фрэнси, - приложив руку к сердцу,
она сказала с укором, - зачем же так кричать? Или вы забыли, что наш городок чрезвычайно деликатный. А потом, разве вы не видите, что я подбираю цветы для букета. Мне кажется, что от вашего резкого крика, мои розы сникли... Вот беда-то…
- Прошу прощения, - Франсуаза уже подбежала поближе к легкой изгороди, у которой управлялась цветочница Ани.
- Объясните мне, что все это значит? За два века эта позорная табличка никогда не появлялась на фасаде «Белого ангела». Кто мог так бездарно распорядиться?
Цветочница поджала губы.
- Я не очень уважаю и не приветствую опрометчивые суждения и заявления. Но вы меня спросили. Извольте, получить ответ. Приезжал ваш отец и объявил, что отель пойдет с молотка. Прислугу распустил. А про вас сообщил, что вы вышли замуж и отбыли в Англию.
- Спасибо, мадам за новости, - Франсуаза на какое-то время растерялась.
Но через несколько минут, тряхнув кудрявой головой, вслух произнесла:
- Ну, уж нет, отныне отель только мой! И я его никому не уступлю.
Через полчаса сын кузнеца, шутник, балагур и мастер на все руки, Люсьен Вагран помог открыть все замки.
- Мадмуазель, только ради ваших страстных глазок стараюсь. Иначе, ни за что бы не взялся за подобную работенку.
- Люсьен, с этого дня ты можешь в любое время суток приходить к нам в отель. Здесь тебя всегда угостят винцом, вкусным обедом. Вот только скажи, не знаешь ли ты, куда подались наши люди?
Добродушному увальню Люсьену давно уже приглянулась миловидная соседка. Но все не было случая выказать расположение. Вот он и решил расстараться сейчас.
- Я найду их для вас, Франсуаза, - он заспешил в сторону городской площади.
Франсуаза вошла в отель. В непривычно тихих и унылых комнатах все было перевернуто и разорено поспешными сборами. На полу валялись обрывки оберточной бумаги, использованные салфетки, корзинки для провизии, стоптанные туфли.
И только в ее комнате все вещи продолжали жить на своих местах.
- Да, это я! – девушка подошла к большому зеркалу и с пафосом объявила своему отражению. – Это я, хозяйка отеля, Франсуаза Дюваль. Я вернулась! И клянусь памятью моих предков, отныне я никогда не покину «Белого ангела».
К вечеру Люсьен привел садовника Бертрана и нянюшку, которую все в доме звали Лу, хотя она носила пышное именное соцветие: Анна-Мария-Луиза.
- Девочка моя, - шурша юбками, смуглая, пышнотелая нянюшка, как в далекие времена, крепко прижала к себе Франсуазу.
- Что же теперь мы будем делать?
- Как, что? Будем жить! Жить, как жили раньше…
- Как раньше-то не получится! – Бертран пожевал кончики седых усов. – Насколько мне известно, ваш отец опустошил все счета и задолжал всем в округе – мяснику, булочнику, зеленщику.
- Я ничего не понимаю. Может быть, вы мне разъясните, что произошло, - рядом со старыми слугами Франсуаза чувствовала себя маленькой девочкой.
- Я попробую вам рассказать, - Бертран прошелся в задумчивости по террасе.
…Был чудный вечер. Наши постояльцы, а их в тот момент было немного, двенадцать персон, ужинали. Еда была замечательная. Как сейчас помню, наш Поль приготовил салат с креветками, рагу из кролика, жульен из грибов. На столах благоухали вечерние букеты.
И вдруг в столовую ворвался Винсент, то бишь, ваш отец. Видок у него
был еще тот! Волосы всклочены, глаза красные, а сам, словно долго мчался по бездорожью, весь пропыленный и вспотевший.
- Значит так, господа! С завтрашнего дня отель закрыт! – истерично выкрикнул и глазищами вокруг поводит, как бешеный бык.
Люди, которые мирно ужинали, естественно ничего не поняли. Веселая блондинка Жозефина, решив, что это прибыл нанятый для развлечения гостей артист, засмеялась:
- Браво, месье комедиант!
- Я не шучу и не собираюсь вас разыгрывать, - мрачно отреагировал Винсент. – Как хозяин отеля, бывший хозяин, я объявляю, что с завтрашнего дня здесь не должно быть ни одной души. Новый хозяин имеет свои планы на это строение…- Он резко развернулся и убежал по лестнице наверх.
Ужин завершился в тягостном молчании. Постояльцы разошлись. Но вы ведь знаете, что прислуга обычно перекусывает после гостей. Так вот, мы сели за стол, кусок в горло не идет, друг на друга не смотрим. Иными словами, полное оцепенение в сердцах.
Винсент не заставил себя долго ждать.
- Ну, что, разлюбезнейшие! – произнес с надрывным вызовом. – Пожили в раю, и хватит.
- Месье, - подала голос горничная Жаклин, - но мы не получали жалованье уже несколько месяцев.
Он усмехнулся:
- Я думаю, за то время, пока вы тут проживали без хозяйского глаза, накопить вы сумели достаточно. Не правда ли, Бертран? – он подошел ко мне и фамильярно похлопал меня по плечу.
Мне трудно вам объяснить, какая буря негодования поднялась в моей душе. Я верой и правдой служил в этом доме четыре десятка лет. И мне был брошен упрек и обвинение в моей нечестности. Я молча поднялся и через
минуту вынес из своей комнатки все свои сбережения.
- Если вы считаете, что это слишком много для меня, и получено незаслуженно, возьмите, месье Дюваль.
- И он взял? – Франсуаза не верила своим ушам. Неужели речь идет об ее отце? Хотя, что она могла знать о нем? Все их встречи происходили наспех во время его набегов из столицы.
- Еще, как взял! – воскликнула возмущенно Лулу. – Никогда мое сердце не принимало этого зазнайку. Маленький был, рыжий, слабый, а занозистый до противности. Никакой управы на него не было. Покойная мать очень его баловала. А уж, когда он художником себя вообразил, совсем тяжело стало. Нас он за людей вообще не считал. Да, что там… Одно у него в голове было - попойки, женщины, дебоши. Коварные люди его к игре пристрастили. О! Сколько денег из него выкачали. Он ведь только хорохориться умеет, глуп и наивен, как дитя. До сих пор, по-моему, не догадывается, что в азартных играх одни шулера в наваре остаются. Как дед ваш помер, мы все жили в ожидании грозы. Вот и дождались! Вы в пансионате, а у нас тут чехарда. Управляющие меняются один за другим. Порядка все меньше и меньше…
- А я ведь ничего этого не знала, - Франсуаза всхлипнула, чувствуя, как ее энергичная уверенность испаряется.
- Ну вот, - пробормотал Бертран, - расстроили девчонку. – Вы посмотрите, Фрэнси, что я захватил с собой, прежде, чем покинуть отель. Боялся, вдруг в чужие руки попадет. Безразличные люди просто выбросят. Думал, найду способ вам передать.- Он торжественно извлек из своей торбы большой альбом в кожаном переплете. «Генеалогическое дерево рода Дювалей. Начато в 1770 году. Ницца. Отель «Белый ангел».
Франсуаза ласково провела пальцем по позолоченным витиеватым буквам.
- Вам и продолжать эти страницы, - толстая Лулу обняла девушку. – А
сейчас пойдем-ка спать. Утро вечера мудренее…
- Мне жаль вас будить, мадам! Но через мгновение нас встретит ветреный и роскошный, прекрасный и незабвенный Париж, - сосед по купе, умытый, выбритый, благоухающий одеколоном с тонким запахом жасмина, протянул Франсуазе, все еще пребывающей в полусонном состоянии, чашечку кофе. – С добрым утром!
- Спасибо! Пусть оно действительно будет добрым!
Вскоре поезд остановился, и пассажиры потянулись к выходу.
Глава 18 Валентинов День
Часть 6
Глава 19 Голубка
Глава 20 Режиссер Воронков
Глава 21 Борислава
Часть 7
Эпилог
Комментариев нет:
Отправить комментарий