Глава 1 Телемастер
Глава 2 Сын Арестанта
Глава 3 Лев Махов
Глава 4 Отличница
Часть Вторая
Глава 5 На Улице Таврической
Глава 6 Сердечный Приступ
Глава 7 На Крыльях Любви
Глава 8 Великие Переселенцы
Часть Третья
Глава 9 Дедушка Юбер
Глава 10 Сестры-француженки
Глава 11 Потерянный Рай
Глава 12 Встреча в Москве
Глава 13 Синеглазый Король
Глава 14 Семейный Альбом
Глава 15 Трудная Любовь
Часть 5
Глава 16 Ночной звонок
Утро еще дремало за морем. В Ницце наступила та благодатная передышка, когда ночные гуляния затихли, а утренние хлопоты еще не начались. Ни огонька, ни звука. Лишь море беспокойно ворочается, как большое живое существо, тихо вздыхая во сне.
Франсуаза открыла глаза. В комнате сумерки. Фиолетовый полумрак прячет очертания предметов. Темными массивными холмами высятся шкаф, буфет, кресла, напольные часы.
- Который час? – прищурилась Франсуаза, тщетно пытаясь с подушки рассмотреть цифровые завитушки на потемневшем от времени циферблате часов, которые неутомимо отстукивали минуты жизни ее отцу, прадеду, деду.
- Ну, вот дожила, ничего не могу разобрать! – рассердилась женщина сама на себя. Пришлось откинуть одеяло, встать, сунув ноги в белые атласные тапочки, и подойти вплотную к фигурной башне часов.
- Боже мой, всего-то четыре часа! А что могло меня разбудить? – пробормотала вслух по той привычке, которая часто вырабатывается у людей, долгое время живущих в одиночестве.
Часы, словно услышав знакомый женский голос, откликнулись мелодичным перезвоном.
- Ну-ну, не шуметь! – Франсуаза погрозила пальцем маятнику.
Однако прохладно! Хрупкое тело съежилось под розовой батистовой рубашкой.
- В природе благодать, а я мерзну... Неужели это возрастное? – она юркнула в постель, прикрыв легким розовым одеялом стройные смуглые ноги. Не глядя, протянула руку к ночному прикроватному столику, взяла сигарету, зажигалку. Короткий язычок пламени на мгновение осветил сухощавое лицо, узкую руку, покрытую мелкими морщинками, словно ажурной перчаткой.
- Вспомнила, вспомнила, что меня разбудило! – она еще раз нервно щелкнула зажигалкой. Горячая вспышка, словно высветила в подсознании фрагмент ночного сновидения.
- Пожар! Я видела жуткое, жадное пламя…
Женщина закурила и, сделав глубокую затяжку, попыталась вытащить из памяти детали ночного кошмарного сновидения.
Франсуаза всегда верила во все приметы, сны, а с тех пор, как перешагнула порог семидесятилетия, суеверие приобрело особые рельефы. Ниточки сегодняшнего дня сплетали узор другой жизни. Бесконечной жизни за земной чертой.
- Итак, - сказала женщина сама себе. – Сначала я видела сад. Цветущий жасмин. Возле душистого куста смеется хорошенькая румяная девушка. Такой я была много-много лет назад. Но кто стоял рядом со мной? Высокий, костистый и абсолютно лысый человек. Что-то я не припомню, чтобы этого мужчину из сна я когда-либо встречала в реальной жизни. Незнакомец о чем-то страстно меня просил. Да, точно он что-то говорил о наследнике…
И вдруг в комфортное благолепие ворвались душераздирающие крики, невероятный грохот и едкий запах дыма. Я отталкиваю лысого, бегу из сада и вижу, как горит мой отель. Пламя, как дикий зверь, набрасывается на бело-розовые колонны, на витые балкончики, на жалюзи и тяжелые дубовые двери.
Я стою и не могу сдвинуться с места. Горячее дыхание огня подбирается к волосам, ногам, рукам. Я начинаю задыхаться. В голове нет ни одной мысли о собственном спасении. Зачем бежать? Куда? Я погибну вместе с «Белым Ангелом». Настоящий кошмар мне приснился! –
Франсуаза резко затушила сигарету в массивной пепельнице из бирюзового хрусталя. – Все это неспроста! – тонкие фигурные брови сошлись к переносице. – Уж не заснул ли дежурный?
Кнопка связи с ночным дежурным по отелю была вмонтирована в боковую панель ночного столика. Но от волнения женщина не сразу ее отыскала, отчего еще больше разнервничалась. Наконец, нажав на все соседние кнопки, отчего включились верхняя люстра, кондиционер, радио, она нажала на выскальзывающий из-под прыгающего пальца полированный бугорок.
- Алло! Доброе утро. У аппарата администратор отеля «Белый Ангел», чем могу быть полезен? – ответил в динамике спокойный, интонационно-ровный голос Филиппа.
- Фил! – воскликнула Франсуаза без обычных вежливых предисловий, - у нас все в порядке?
- Да, мадам! – в тембре баритона не дрогнула ни одна струнка, словно ночной звонок хозяйки обыденное дело.
Она хотела спросить что-то еще, но напряженный палец самовольно отыскал кнопку отбоя.
- Нет, - не успокоилась Франсуаза. – Голос дежурного что-то мне не понравился. Скорее всего, Фил задремал. Пропустил сигналы датчиков, установленных на аварийном табло. А где-то крохотная искорка уже обрела силу и ползет предательской змейкой.
Картина пожара нарисовалась перед глазами так реально, как мастерски исполненные театральные декорации перед зрительницей из первого ряда.
Франсуаза поспешно встала, накинула на ночную сорочку бархатный пеньюар густого лилового цвета и натянула на кучерявую седую голову розовый с рюшами чепец.
- Пойду, сама все проверю. Все равно не засну уже…
Она уже было вышла, да вдруг спохватилась.
- А ключи, ведь не взяла, старая пальма! Да, из пепельницы нужно вытряхнуть.
Франсуаза вернулась к ночному столику. Внезапно зазвонивший телефон, заставил ее вздрогнуть. Гулко звякнули, выпавшие из сухой руки, ключи.
- Алло, мадам Дюваль?- вкрадчиво поинтересовался мужской голос с иностранным акцентом.
- Да, да! – живо откликнулась Франсуаза.- Кто это звонит, простите, не узнаю.
- Вам необходимо завтра прибыть на Лионский вокзал с первым утренним поездом из Ниццы.
- Что-что? – хозяйка отеля с недоумением смотрела на замолчавшую трубку, словно ожидая появления на пластмассовой поверхности фотографического портрета отключившегося анонима.
- Все это мне не нравится! – с этими словами и встревоженным лицом Франсуаза спустилась в холл отеля.
Филипп, шестидесятилетний уроженец небольшого американского штата, сидел за конторкой и заполнял своим бисерным почерком журнал дежурного. Как всегда он был тщательно причесан, выбрит и расточал аромат крепкого одеколона и ядреных кубинских сигар.
- Мадам, нет ни малейшего повода для волнения, - американец почтительно поднялся, приветствуя хозяйку, появившуюся в неурочный час.
- После вашего тревожного звонка я проверил все датчики. Кроме того, как человек преклонного возраста, а значит, не очень доверяющий любой технике, я сам лично прошел и проверил объект. Все тихо, спокойно.
- Спасибо, Филипп! – Франсуаза опустилась в кресло.
- Мадам, что вам предложить? – заботливо поинтересовался Филипп у хозяйки. – Кофе, сок, вино? –
- Что-то мне очень тревожно, Фил, - Франсуаза потерла крепкими пальцами пульсирующие синие жилки на висках. – Сон какой-то жуткий приснился. Старею, видно, - она невесело усмехнулась.
- Ах, оставьте, мадам, - спокойно парировал мужчина. – Кто-то мудрый заметил, что умные женщины с возрастом лишь хорошеют. Так что вам старость не грозит. А раз настроение грустное, я вам настоятельно советую выпить винца.
- Пожалуй, ты прав. Мое любимое «Бордо» и согреет, и успокоит, и, словно все внутренности надушит.
Франсуаза с удовольствием наблюдала, как расторопный Филипп обтер белоснежной салфеткой сверкающий фужер, откупорил темную, словно запыленную бутылку и особым винтообразным жестом наполнил хрустальный сосуд.
- Прошу! –
Франсуаза сделала несколько маленьких глотков. Прикрыв глаза, улыбнулась с блаженством.
- Хорошо-то как…-
Филипп заварил себе крепчайший кофе и прихлебывал горячий напиток минеральной водой со льдом.
- А что, Фил, ты в нашем отеле сколько лет уже работаешь? – из голоса хозяйки пропали напряженные нотки. Голос вновь стал бархатным и мягким, как в меру сладкое красное вино.
- Скоро будет пять лет, мадам, - мужчина достал коричневую сигару из жестяной коробки, неспешно поднес к ноздрям, сделал глубокий вдох, чтобы почувствовать аромат. Потом чиркнул спичкой о коробок. Франсуаза знала приговорку Филиппа о том, что огонь зажигалки губит прелесть хорошей сигары.
- Пять лет, говоришь, - она улыбнулась. – А помнишь, как мы встретились?
- О, да! Поверьте, я никогда не забуду того дня, - мужские глаза увлажнились.
Женщина коротко улыбнулась, и оба замолчали, словно заново переживая тот день. Каждый по-своему.
В то незабываемое для Филиппа утро, Франсуаза, как всегда по своей давнишней привычке поднялась рано и, чтобы запастись бодростью на целый день, пошла к морю. На берегу у нее было излюбленное местечко. От города и посторонних глаз этот песчаный пятачок укрывал утес. С первого взгляда неприступный, колючий, обросший какими-то дикими кустами. Своим угрюмым видом он отпугивал отдыхающих. И только немногие местные жители знали потаенную тропинку, ведущую к чистейшей морской лазури.
Стояла знойная осень, когда море, воздух были густо пропитаны тягучим теплом и ароматом и не спешили расставаться с этой благодатью, бережно удерживая в каждой материальной частице золотые солнечные россыпи.
Франсуаза, выросшая в этих краях, любила и умела плавать.
- Знаете, когда я впервые поняла, что уже немолода, - однажды призналась она кому-то из постояльцев, - когда мне расхотелось плыть до маяка. Уж слишком медленно это стало у меня получаться. Черепахи ведь бывают не только сухопутные…
И в то утро она уже не стремительно плыла к горизонту, а просто качалась на волнах, широко раскинув руки, словно обнимая утренний распахнувшийся над ней небосвод. Поэтому она не могла видеть, как невысокий кряжистый мужчина с седым ежиком волос, с обветренным, чуть грубоватым лицом, спустился по заветной тропинке.
Незнакомец расположился рядом с вещами Франсуазы. Мужской силуэт купальщица обнаружила внезапно. Чертыхнулась про себя. Откуда он здесь нарисовался? Не с неба же свалился? В своих предположениях Франсуаза была недалека от истины.
Буквально несколько часов назад Филипп покинул салон самолета,
приземлившегося в аэропорту Ниццы. Перекинув через плечо ремень большой черной сумки, где поместились все пожитки, он прошел пешком через весь город, по-утреннему свежий и чистый.
Завороженный путник прогулялся по просторной Английской набережной, полюбовался ухоженными скверами и причудливыми, выкрашенными в бежевые тона старинными зданиями, а потом захотел спуститься к морю. Как ему удалось отыскать неприметную тропинку? Сияющая бирюзовая бесконечность лежала у его ног. Сняв штиблеты и, закатав брючины, Филипп вошел в теплую волну.
Глядя на лазурное, словно светящееся море, вдыхая терпкий аромат осенних цветов и листьев, вспомнив гостеприимную, по-домашнему милую атмосферу аэровокзала, симпатичные улочки, которые привели его сюда, он почувствовал, как комок подступил к горлу. И он, тертый, битый жизнью мужик, заплакал. И было в тех слезах больше не чувства восхищения и умиления, а горькой тоски. Так безутешна неразделенная любовь.
- Вот куда я стремился всю жизнь и искал так долго, - говорил он сам себе. И его захлестывала горечь от мысли, что со всем тем, что он узнал и открыл сегодня, скоро придется расстаться. Уж кому-кому, а ему-то, помотавшемуся по странам и весям, были ведомы все закорючки визовых препонов для иностранцев.
Кто он такой? Вечный эмигрант! Родился в Америке, жил в Канаде, Австралии, Алжире, Греции. Не было у него ни сколоченного капитала, ни заботливых детей и внуков. Как перекати-поле, носили его по жизни ветер приключений и страсть к перемене мест. И вот, когда душа, так долго искавшая золотую пристань, нашла ее, увы, было поздно. Слишком поздно.
- Ты стар! Твои специальности, которыми ты так гордился в молодости – строитель, водитель-дальнобойщик, давно уже в руках плечистых парней.- Эта противная мыслишка тащила за собой еще одну, более безотрадную. – Поживешь здесь немного, насладишься красотой, которая никогда не будет
принадлежать тебе, и все. Потом повезешь свои старые кости в нелюбимые края. И будешь не жить, а доживать.
- Я не хочу так, не хочу, - Филипп стиснул зубы, пытаясь утихомирить горькую тоску в груди. А слезы, непрошенные слезы, текли и текли.
Как солоны редкие слезы!
Он и не заметил, как из воды, прямо к его ногам вышла женщина в глухом синем купальнике и белой шапочке.
- Черт возьми, - выругалась звонко, споткнувшись об черную сумку, - здесь в это время никого не бывает.
- Простите, мадам! – застенчиво произнес незнакомец. – Я вовсе не хотел нарушить ваше уединение.
Что-то в мужском голосе заставило Франсуазу притушить свое недовольство. Она прищурилась и внимательно посмотрела в лицо незваного пришельца.
- О! Похоже, что-то в этом мире вас безумно расстроило? Простите мою несдержанность…
- Мадам, - начал он глухо. – Вы даже не представляете, как я, старый болван влюбился
- Что? – протянула она разочаровано. – Седина в бороду, бес в ребро?
- Нет, совсем не так, - мужчина отчаянно замотал крупной головой.
- Сколько раз я слышала это, - Франсуаза энергично растиралась полотенцем. – Вы влюбляетесь, наивно полагая, что в мире до вас никто и никого так не любил. Старая-старая песня. Неинтересно! Отвернитесь-ка лучше. Мне нужно переодеться.
Мужчина послушно отошел на несколько шагов и почти уткнулся лицом в заросли колючего кустарника.
Франсуаза скинула мокрый купальник и запрыгнула в широкий махровый балахон, затянув на талии пояс с кистями, обула сандалии.
Мужчина, как отвернулся, так и стоял истуканом.
- Эй, влюбленный, - Франсуаза подошла к массивной спине, легонько похлопала по плечу. – Очнитесь. Дайте-ка лучше женщине огонька. Видимо, по пути выронила зажигалку.
Он вытащил из кармана полотняной куртки спички.
- Итак, вы как будто бы хотели что-то мне поведать про свою любовь? Она – молода, красива? Имя какое? Вы ведь слышали, что женское имя – это часть судьбы?
Видимо, утреннее море подействовало на Франсуазу возбуждающе, только этим можно объяснить поток ее слов и вопросов. Так выпивший человек становится не в меру разговорчивым.
- Имя? – Вы спрашиваете имя? – мужчина оглянулся по сторонам и с чувством произнес. – Ницца!
- Что? – глаза Франсуазы округлились.
- Мадам, если бы вы знали, сколько физиономий городов, запахов деревень, звуков прибрежных волн знает это сердце, - он положил широкую ладонь себе на грудь. – Но все это возникало и исчезало, как театральные декорации. И, поверьте, никогда не случалось подобного – такой щемящей любви с первого взгляда, вздоха, шага. Теперь без Ниццы я не смогу… Душа меня гнала с места на место, чтобы, наконец, я встретил настоящую любовь.
Темные глаза женщины вспыхнули. В глубине зрачков заструились искорки, так ночное небо цветет от огней фейерверка.
- Вы, наверное, думаете, что я сумасшедший, - мужчина горько усмехнулся, заметив в женском лице какую-то мгновенную перемену. – Странно устроен человек. Ему понятна любовь к неказистой кошке или попугаю, твердящему одни и те же слова... А город? Это особое живое существо, со своим лицом, характером, привычками, нежностью и страстью. Я сумасшедший? – он виновато склонил голову.
- Я так не считаю, - проникновенно отозвалась Франсуаза. – Более того,
подобное чувство мне понятнее, чем слепое поклонение какой-нибудь вертлявой кокетке. Откуда вы приехали? – она внимательно осмотрела его светлый полотняный костюм, дорожную сумку.
- Трудно сказать. Жил во многих местах. Но теперь мне кажется, что все время я ехал сюда, к себе домой, в прекрасную Ниццу.
И он стал ей сбивчиво говорить то, что жгло сердце. Про тоску чужих городов, про адский труд эмигранта, про возраст и время, которое сжирает каждую секунду бытия.
- Говорите, говорите, - она пристально смотрела ему в глаза, словно заглядывая в самые сокровенные уголки души.
От природы застенчивый и не очень-то разговорчивый Филипп смутился от искреннего внимания.
- Пардон, мадам! Я вероятно вас утомил, пойду, пожалуй…
- Следуйте за мной! – неожиданно приказала жестким голосом женщина.
Она шла уверенно и ловко. Чувствовалось, что смуглые ноги знают коварную тропинку до малейшего камешка и ямки.
Он шел за ней следом, неуклюже покоряя утес и ощущая себя при этом, тяжелым потным медведем.
Город просыпался. Служащие маленьких кафе, в основном молодые парни, расставляя на отведенных пятачках столы и стулья, жизнерадостно переговаривались, смеясь и напевая. Магазинщики сосредоточенно протирали стекла витрин. Садовники орошали свои душистые владения.
Женщина, за которой Филипп шел покорно, словно прикованный невидимой цепью, внезапно остановилась возле ажурной металлической калитки, обвитой плющом. Листья веселого растения сияли, словно покрытые лаком.
«Отель «Белый Ангел». Добро пожаловать к мадам Дюваль» приглашала витиеватая надпись на металлической под золото табличке.
- Вот и пришли! – Франсуаза обратила к своему спутнику
разрумянившееся от быстрой ходьбы и свежего утреннего ветра лицо.
- Благодарю вас, - Филипп вспотел еще больше.
От предположения, что эта седая насмешливая дама предлагает ему провести с ней амурные часы в незнакомом отеле, кровь прихлынула к вискам. Он гулко откашлялся.
- Простите, но вы ошиблись. Как бы ни страдал Филипп Гаркар, никогда он не жил и не любил по принуждению. Прощайте, мадам, - он резко вздернул подбородок.
Франсуаза звонко рассмеялась.
- Э, милый! Ты слишком высокого мнения о своих мужских достоинствах, и уж совсем плохо думаешь о женщинах, - протянула узкую ладонь. – Будем знакомы. Мадам Дюваль. И она, эта мадам, давно уже вышла из того возраста, когда соблазняют. Даже таких парней, как обветренный ковбой Фил, - насмешливо сбежались к уголкам глаз лучики морщинок.
- Попрошу запомнить навсегда – в моей жизни есть единственная и настоящая любовь, это «Белый Ангел».
Они шли по хрустящей гаревой дорожке. Со всех сторон шелестело и благоухало осеннее великолепие цветов.
- Ну, разве можно не восхищаться подобным красавцем? – Франсуаза восторженно всплеснула руками, словно раздвинула театральный занавес.
Филипп замер. В конце дорожки высился белоснежный особняк. Он был непохож на современные, геометрически выверенные строения. Архитектор- фантазер попытался придать земной постройке облик не то летящего корабля, не то птицы, готовой взмахнуть большими крылами.
- Правда, хорош? – Франсуаза с удовольствием наблюдала молчаливое восхищение Филиппа. – Мой прадед вложил в этот отель беззаветную любовь к женщине, к морю, к Франции. И просто к жизни, - хозяйка отеля вздохнула, словно какое-то неприятное облачко воспоминаний вдруг наползло на сияющее великолепие.
- Впрочем, в сторону сантименты. У меня к вам серьезное, деловое предложение.
- Да, мадам, я весь внимание.
- Давайте присядем, - предложила Франсуаза и направилась в тень каштанов, где стояли удобные легкие креслица. - Итак, вечный странник, предлагаю вам, наконец, остепениться и с завтрашнего дня занять пост дежурного в моем отеле. Жить и столоваться будете здесь же, ну как? Заманчиво?
- Честно говоря, - Филипп еще не мог придти в себя, - я никогда не служил в отеле. Право не знаю, получится ли у меня?
- Неужели вы сомневаетесь? – Франсуаза или не поняла, или не захотела принять сомнений немолодого мужчины.
- Месяц назад мы попрощались с любезнейшим Патриком, - она вздохнула. – Этой зимой отметили бы его девяносто два года… И, представьте, семьдесят лет Патрик не расставался с «Белым Ангелом». Какой шикарный был мужчина! Жизнерадостный, крепкий. Практически никогда не хворал. И надо же пустяковая царапина на ноге. Инфекция. И сгорел человек за три дня. Вот ведь как случается. Ну, решайтесь! – женщина насмешливо сощурила темные глаза.
- Мадам, я бесконечно благодарен вам за то, что вы поверили мне и как-то смогли всего меня прочитать, прочувствовать… Конечно же, я принимаю ваше предложение.
Филипп хотел еще добавить, что не может поверить в неожиданную счастливую случайность, что никогда прежде судьба не преподносила ему, неудачнику, ничего подобного, что…
- Не трудитесь подыскивать слова, - остановила Франсуаза. – Очень часто наши фразы ничего не значат. Вашей безукоризненной работы и преданности «Белому Ангелу» - вот чего я от вас жду. Согласны?
- Да, - почти прошептал Филипп, чувствуя, как опять предательский комок из слез подкрадывается к горлу. Лишь дети и старики так легко смеются и плачут.
Ни тогда, в осеннее благодатное утро, ни потом Франсуаза ни на секунду не пожалела о своем спонтанном поступке. Как так? Пригласить на работу совершенно незнакомого человека, да еще иностранца! Сколько хлопот было только с оформлением документов. Ладно бы молодой, перспективный парень, а то старик с вечной трубкой в уголке рта. Но лучшего работника она не желала. И вот надо же, нелепый кошмарный сон заставил усомниться в честно бодрствующем Филиппе.
Франсуаза допила вино, улыбнулась.
- Спасибо, Фил. И вино замечательное, и ты, как всегда отменный ночной дежурный. Я, пожалуй, пойду к себе. Завтракайте без меня.
- Что-то я расклеилась, - подумала женщина про себя, поднимаясь по лестнице, и, пытаясь изо всех сил, держать ровно спину.
Филипп, проводив влажным взглядом хозяйку, прочитал мысленно молитву благодарности Богу за тот день, когда он очутился в этом отеле.
В «Белом Ангеле» помимо Филиппа служили еще трое мужчин.
На кухне управлялся рыжий нормандец Альберт. Он родился и вырос в маленьком городке, почти на самом севере Франции. Там же он и женился на прелестной, нежной соседке – Саре. Молодожены обожали друг друга. И все дела у них спорились: процветал семейный бизнес. Леруа держали небольшой придорожный ресторанчик. Старый дом, в котором жил еще дед Альберта, отремонтировали, надстроили веселый светлый этаж. А сад, какой роскошный сад шумел вокруг счастливого семейства!
Сара, преданная, ласковая подруга, подарила Альберту двух замечательных сыновей. Пьер - кучерявый, черноглазый – копия смешливой Сары. А Леончик – рыжеватенький, с глазками цвета утреннего неба – папин портрет. Проворные мальчишки-погодки уже лет с шести были при деле – помогали на кухне, возились на огородных грядках.
Что случилось с Сарой после смерти ее матери, один бог ведает? Стала она вдруг медлительной, рассеянной, забывчивой. А то могла встать посреди двора и, словно окаменеть.
- Сара, Сара! – окликал жену встревоженный муж.
Она не отзывалась и не видела его ставшими, будто стеклянными, глазами.
- Куда улетала, моя ласточка? – Альберт ласково обнимал округлые плечи. – Тебя, словно не было на Земле рядом со мной, - нежно гладил волнистые косы.
Но полеты становились все более затяжными и непредсказуемыми. Случалось, что вдруг Сара спрашивала у мужа:
- А что делают чужие дети у нас в саду?- глядя на играющих сыновей. – Палкой, палкой прогнать их нужно, - пухлые губки растягивались в зловещем оскале.
Однажды ночью Альберт услышал, как жена спустилась на кухню. Минут через двадцать он пошел за ней. Сара стояла с растрепанными волосами в мокрой ночной рубашке, прилипшей к стройной фигурке, и поливала из бака воду на себя, на пол, столы и стулья.
- Река, река! – вскрикивала и смеялась женщина. – Чистая, холодная течет, течет! – звонко шлепала босыми ногами.
На следующий день Альберт привез в дом доктора. Седой, высокий немец долго беседовал с Сарой, играл с ребятами, плотно пообедал с хозяином. Глаза доктора ясно-голубые, безмятежно-спокойные приободрили Альберта. Да, и Сара в тот день была, как прежде веселая, шустрая, словно капелька ртути.
- Ну, как наши дела? – добродушно поинтересовался глава семейства у лекаря, провожая его сумеречной улицей.
Немец молчал, пожевывая кончики светлых усов.
- Видите ли, уважаемый Альберт. Здесь не место для бесед на серьезные темы, - неохотно проворчал. – И все же, - внезапно доктор остановился и, глядя в глаза Альберту, горячо прошептал:
- Вашей жене немедленно нужно лечиться в психиатрической клинике. Похоже, это наследственное заболевание. Стресс после похорон матери обострил вялотекущий процесс. Ничего, дружище, - немец похлопал по плечу одеревеневшего Альберта, - я подумаю, в какую клинику ее определить. А пока, - он порылся в своем саквояже, - вот возьмите, но жене ни слова, - протянул пузырек с маленькими таблетками.
- Ей не помешает, успокоит немного. Принимать по две штучки утром и вечером. Ну, придумайте для нее, что это витамины, - доктор наморщил лоб, словно решая мучительную задачу. – Нет, пока достаточно, - сказал сам себе и щелкнул металлическим замком саквояжа.
Короткий щелчок, слишком громкий в тишине вечерней улицы, подействовал на Альберта возбуждающе, так от удара хлыста взбрыкивает лошадь.
- Что вы сказали, упрятать мою красавицу под одну крышу с сумасшедшими? Вы шарлатан! И ничего не смыслите в заболеваниях, - он схватил побледневшего немца и начал трясти, как тряпичную куклу, - знаю я вас, продажных лекарей, лишь бы денег побольше вытрясти. К черту, черту убирайтесь!
Доктор спокойно отодвинул разгоряченного Альберта от своего тела.
- У вас есть время, чтобы подумать, но, учтите, медлить нельзя, - отряхнул с куртки невидимые пылинки и решительно зашагал по дороге.
- Прощайте навсегда! – выдохнул Альберт в прямую спину и побежал прочь.
На берегу реки он немного успокоился, отдышался и выбросил в темные воды пуговки-таблетки.
А через неделю в той же воде утонули и Сара, и сыновья.
Что за странный порыв позвал женщину к реке? Под сумерки выпросила у рыбаков лодку и отправилась в свое последнее путешествие.
После похорон жены и детей, никто из соседей не видел Альберта. Поговаривали, что он заперся в своем ресторанчике и беспропудно пьет, хотя раньше ничего крепче сидра он не употреблял.
В тот месяц Франсуаза гостила у своей приятельницы, миниатюрной, сухонькой Марго, когда-то жившей в Ницце и соблазнительно блиставшей в роскошном ресторане среди танцовщиц варьете. Отмахав точеными ножками десять лет, Марго заработала хроническую болезнь суставов и немного денег, которые копила старательно, экономя на ужинах. Уставшая, разочарованная, уже не верившая в сказки о богатых и красивых принцах, она вернулась в отчий дом. Вышла замуж за немолодого добряка соседа-фермера. Родила улыбчивому толстяку трех девчонок и доживала свой век в окружении внуков, племянников и прочей многочисленной родни.
- Только семья – это настоящее, все остальное иллюзии! – восклицала она всякий раз, обнимая давнюю подругу при встрече и прощании.
Счастье часто делает людей эгоистами. Маленькая танцовщица своими философскими рассуждениями больно ранила одинокую подругу, с возрастом все чаще и чаще грустящую о своей доле. Но Марго, упоенная ролью хозяйки большого дома, этого не понимала, зато она же подталкивала Франсуазу искать, искать родную кровинку хоть в Африке, хоть в России.
И вот в один из вечеров на террасе, когда, наконец, маленькие домочадцы затихли в своих кроватках, а взрослые собрались под большим абажуром для вечернего чаепития, Марго поведала о трагедии, случившейся в семье Леруа.
- Такая славная была семейка! – восклицала Марго, прикладывая кружевной платочек к глазам. – Когда они шли по улице – высокий Альберт, изящная Сарочка и их детки, над ними, словно облако светилось. Необыкновенное облако любви, уж я-то его теперь хорошо вижу!
- Да, - кряхтел ее восьмидесятилетний муж, во всем и всегда соглашавшийся со своей женушкой. – А, помнишь, дорогая, как молодые Леруа открыли свой ресторанчик, и все фермеры отпускали им в кредит продукты, верили, что дело выгорит.
- Да, где в семье любовь, там все получается. И что теперь? Как жить бедному Альберту? – Марго заглядывала в глаза подруги. – Ты, как думаешь Фро? - в молодости танцовщица именно так просила совета у своей рассудительной подруги, рассказав о своем очередном любовном увлечении.
- Завтра что-нибудь придумаем, - кутаясь в шаль, ответила Франсуаза. – Однако, прохладны вечера в Нормандии.
А утром Марго, утомленная нескончаемыми семейными хлопотами, забывшая о печальных вечерних разговорах, немало удивилась, когда Франсуаза решительно заявила подруге.
- Пойдем, навестим мужчину, попавшего в беду.
- Куда? К какому мужчине, ты что-то, подруга, путаешь
Франсуаза нисколько не удивилась забывчивости Марго.
- Ты ведь сама сокрушалась вчера, как он страдает сейчас, что впереди у него жизнь, всего-то ему чуть за тридцать, и вот потеряны все земные ориентиры.
Добрых полчаса колотили две женщины в двери, в окна, закрытые ставнями. Наконец, заскрипел засов.
- Кто там еще? – растрепанный бледный человек щурил красные воспаленные глаза. – Никого, никого не желаю видеть, - челюсть его дрожала.
- Альберт, послушайте, Альберт, - мягко произнесла Франсуаза, - горе ваше велико, но жизнь продолжается. Вы не должны ее зачеркивать ради памяти ваших близких.
- Вы кто? – заикаясь, спросил мужчина.
- Почти твоя мать! – Франсуаза сама не ведала, почему именно эти слова слетели с губ.
Может быть, она действительно была чем-то похожа на покойную мадам Леруа, или у бедного Альберта настолько все перепуталось в голове, что он выкрикнул.
- Мама, как хорошо, что ты пришла. Забери меня к себе. Я не могу здесь больше жить. Я один, и никому не нужен, - Альберт заплакал.
Всхлипнула и Марго, притаившаяся за спиной подруги.
Франсуаза сохранила спокойствие и рассудительность. Быстро собрали нехитрые пожитки Альберта, навесили большие замки на все двери и бесчувственного, отупевшего от горя и вина мужчину посадили в машину.
Волшебный воздух Ниццы, море, травяные отвары, усиленное питание и главное появившееся ощущение своей нужности постепенно вернули нормандцу вкус к жизни.
Первые месяцы Альберт помогал толстому Лео на кухне, а когда сердечная недостаточность уложила главного повара в постель, Альберт принял все дела.
Правильно утверждают, что мастерство настоящего кулинара проверяется на простых блюдах. Салат из помидоров – велика ли хитрость? Ан нет! Ловкие руки нового повара так разрезали сочный плод, что ни одна капелька не стекала мимо, толченый чеснок, лучок, три вида масла в каких-то особых пропорциях, несколько капель уксуса, сушеные и свежие травки и незатейливое блюдо становилось деликатесом.
Конек Альберта – национальные блюда родной Нормандии. Полакомиться печеночными паштетами, жирными потрохами, тушеными с овощами, душистыми колбасками приходили горожане с дальних улиц.
Здесь, на юге, энергичный кулинар освоил новые рецепты. Улитки! Сметливый Альберт быстро разобрался, какие из них чего стоят. Неприметные полосочки на костяных завитушках – своеобразный код для искушенных. Альберт сам собирал на виноградниках живое сырье для будущего лакомства. Начинял улиточный домик чесноком, маслицем, травками. У духовки дежурил с секундомером. И потом не смолкал треск улиточных щипчиков.
У соседа, родом из Марселя, Альберт выведал тонкости приготовления рыбных блюд. Ах, какой дух исходил из котелка, в котором закипал буябес! Суп-ассорти из всех мыслимых и немыслимых даров моря.
Хозяйка ценила Альберта не только за искусство кулинара. Он полностью освободил Франсуазу от провиантских забот. Экономный, расчетливый повар затаривался на рынках, отчаянно торгуясь и споря, умудряясь по самой низкой цене приобрести отборные, свежайшие продукты.
И неслыханное дело – искусный кулинар не требовал себе помощников – сам мыл посуду, драил котлы, чистил овощи.
- День-то длинный, чем мне еще заниматься, - смущенно улыбался на предложение Франсуазы взять на кухню какого-нибудь расторопного паренька.
Хозяйку Альберт боготворил. Он плохо помнил, как увозила она его в первый раз из родного опустевшего гнезда, вырывая из горя, отчаянья, боли. Через полгода они вновь приехали к заброшенному саду, заколоченным дверям, и Альберт завыл тоскливо, как собака, увидев на террасе игрушечный автомобиль сыновей и ленту от шляпки жены. Франсуаза обняла рыдающего, обмякшего мужика.
- Ну, ну, ты же сильный человек. Твоя достойная жизнь – лучшая память о любимых сердцах. Теперь ты не одинок, у тебя есть «Белый Ангел».
Вместе, рука об руку, один бы Альберт ничего не сделал, они продали дом, ресторанчик, собрали в багаж вещи, которые мужчина пожелал взять с собой. Наборчик-то был забавный. Допотопная металлическая лейка, из нее матушка Альберта еще в девичестве окропляла розы, столовое серебро,
19
свадебный подарок молодоженам, скрипучее кресло-качалка, сколько воспоминаний витало над ним! Да еще стопка писем, перевязанная розовой лентой от шляпки Сары.
Франсуаза не выказала ни удивления, ни любопытства. В те дни она особенно была сдержана и немногословна, пытаясь сухой деловитостью вытащить мрачного Альберта из вновь нахлынувшей тоски.
Сумма, вырученная от продажи всего, что когда-то было смыслом жизни для Альберта, для непосвященных казалась солидной и весомой. И только Франсуаза и Альберт знали подлинную ее ничтожность. У потерянной любви нет эквивалентов.
Пройдет время, и начнут невесты роем виться вокруг серьезного, непьющего кулинара с кругленькой суммой в банке. На рынке, в магазинах бойкие торговки будут искать мужского внимания, ласково улыбаясь и блестя глазками.
- Альбертик, может, прогуляемся вечерком? Скоро зачахнешь без любви-то…
Он пропускал мимо ушей фривольные намеки, истово торговался и придирчиво отбирал продукты. И только, возвратясь домой, давал волю своим чувствам.
- Любовь! – сердце его сжималось от боли. Он всхлипывал и целовал розовую атласную ленточку от шляпки. Крестился, заверяя себя и бога, что до конца жизни будет любить свою, незабываемую ни на минуту, Сару и «Белого Ангела», которого ему послали небеса.
За порядком в отеле следил англичанин Стив. Юркий человечек небольшого роста, с маленькими аристократическими руками, кукольным лицом и безукоризненным пробором в темных прямых волосах.
Стив уважал цивилизацию и прогресс и стремился использовать технические достижения человечества каждый день во всех своих делах. Он тщательно изучал специализированные журналы, мотался на международные промышленные выставки, где демонстрировались и продавались опытные экземпляры супертехники. Благодаря его пристрастию ко всему новому и азарту экспериментатора, в отеле уборка производилась бесшумным и сверхмощным моющим пылесосом, белье стиралось, сушилось и гладилось агрегатом, о котором знали лишь пока узкие специалисты-разработчики.
Во всех комнатах Стив установил ионизаторы и по желанию жильцов организовывал заказанную ауру.
- Мадам, чем вы хотите подышать сегодня? Терпкий дух хвойного леса, аромат весенних цветов или успокоительная мята?
Сам он всем запахам в мире предпочитал запах жженого дерева. Он даже носил с собой обугленную палочку и, когда волновался, тотчас доставал чернушку и жадно вдыхал горький аромат.
Да, разные случаются привязанности и вкусы.
Стив служил в отеле уже более пятнадцати лет. До него «Белый Ангел» почти полвека обихаживался и чистился дородной блондинкой Лорой. Она и сейчас изредка заглядывала в гости. Большая, шумная, румяная. Лора с пристрастием проходилась растопыренными пальцами по буфету в холле.
- Удивительно, но чисто, как при мне, бывало! – радостно информировала окружающих.
Потом рассказывала окрестные новости, пропускала пару стаканчиков винца, которые любезно предлагал ей Филипп, и удалялась, переваливаясь в ноги на ногу, как перезрелая гусыня.
Стиву не нравились визиты Лоры.
- Тоже мне нашелся аудитор! – возмущался он и подносил к остренькому носику свою горелую палочку. Глубоко вдыхал, прикрыв глаза. – Теперь я спокоен. Пусть хоть сто Лор пожалует…
Стив был родом из Англии. Все его предки по отцовской, и по материнской линии гордились своими аристократическими корнями, чинами, регалиями. Папаша Стива занимал высокий пост в Министерстве юстиции. Дед заседал в палате лордов.
Стив же с большим трудом получил документ об окончании колледжа. И дело не в способностях, голова мальчишки соображала шустро. Но вот имелся порок, за который парня презирали, выгоняли, не особо считаясь с положением родителей. Стив воровал.
Он ничего не мог с собой поделать: где бы он ни оказывался – в гостях, театре, кафе – в его руках, словно срабатывали невидимые моторчики, превращая пальцы в захваты. Он тянул все – шоколадки, кольца, деньги, всякие абсолютно ему ненужные вещицы.
В последний раз Стив украл в соседнем магазине игрушечную корову. Большую, мохнатую, несуразную с резиновым выменем и медным колокольчиком на пестрой шее. Звон колокольчика и привлек внимание служащего, попросившего открыть сумку.
Владелец магазина, сморщенный желтолицый китаец, закричал, что у них на родине за воровство отрубают руки. С этим предложением он и привел трясущегося парня в родительский дом.
Мать в очередной раз заплатила за проделку, и на семейном совете было решено отправить Стива во Францию, к дальней родственнице, чтобы в городе хоть чуть-чуть улеглись страсти.
На Стива, словно напала воровская лихорадка. Буквально за день до китайца приходила булочница, с ужасом рассказывая, что собственными глазами видела, как Стив вытянул портмоне из кармана солидного господина. А еще двумя днями раньше матери пришлось извиняться перед высокопоставленными гостями, в чьих саквояжах, портфелях, сумочках пошуровали цепкие ручки сына.
В поезде «Париж-Ницца» симпатичный, аккуратный паренек сидел напротив Франсуазы, которая возвращалась с гражданской панихиды. Умерла ее подруга по пансионату, жизнерадостная рыжая хохотушка, Софи.
- Ах, Софи, Софи! Кажется, совсем недавно мы гуляли по дорожкам тенистого парка, читали друг другу любимые стихи. А в родительские субботы ко всем девочкам пансиона приезжали мамы. Мы же с тобой убегали подальше от сцен семейной любви. Видишь, как получилось, детьми мы не знали, что такое семья и, может быть, поэтому и в своей взрослой жизни не смогли создать семейный очаг. Франсуаза мысленно разговаривала с ушедшей в мир иной подругой. Глаза влажнели от грустных дум.
Как страшно и горько быть одинокой. Подруга умерла одна в своей отдельной квартире. Только через три дня забила тревогу булочница, у которой Софи покупала каждое утро свежие круассаны.
Вдруг в вагоне раздался истошный вопль.
- Украли, украли! Люди добрые, - голосила смуглая женщина, в ее крови явно блуждали африканские гены, - на пять минут отлучилась, и вот, пожалуйста, - она демонстративно выворачивала пустые карманы серого плаща, который висел на крюке у входа в купейный отсек.
- Успокойтесь, мадам! – расторопный кондуктор нажал на кнопку вызова полиции.
И буквально, минуты через три, в вагон вошел человек в форме. Приземистый, коротко стриженый человек пробуравил взглядом пассажиров из всех отсеков. Выслушал потерпевшую, повторяющую, как затравленный попугай.
- Украли, украли. Такой кошелек, бисером вышитый!
- Мадам и месье, прошу прощения за беспокойство, но придется поискать деньги несчастной женщины, - полицейский произнес фразу, совершенно не форсируя звука, но его хорошо услышали во всех концах вагона.
- Конечно, конечно, какие могут быть извинения, - услужливо заверещал лысый пассажир, - проверяйте, нам, честным людям, опасаться нечего, - он
с готовностью открыл кожаный портфель.
Франсуаза склонилась к своему дорожному баульчику и в этот момент увидела, как миниатюрная, словно точеная рука соседа напротив, милого паренька, швырнула что-то темное далеко под сидения.
- О, ла, ла! – невольно вырвалось у женщины.
Их взгляды встретились. Страх, мольба, отчаянье смешались в светлых глазах на бескровном лице. Парень кусал губы, словно сдерживал подступающие слезы.
Бисерный кошелек со всем содержимым вскоре обнаружили. Смуглолицая потерпевшая, отвернувшись от всех, шуршала деньгами, пересчитывая.
- Все, все на месте. Уж и не знаю, как так получилось, что кошелек выпал из кармана, - бывшая потерпевшая извинялась перед стражем порядка, который стал ей пространно советовать возить деньги не в наличности, а другими способами.
- Конечно, - вторил ему лысый человек, первым предложивший для обыска свой портфель, - кредитная карта – это так удобно и безопасно, мадам!
- Да, да, - радостно кивала головой женщина. И было ясно, что никогда она не сможет отдать свои кровные денежки взамен на безликую и непонятную пластинку.
На перроне Франсуаза потеряла из вида странного соседа. И, может быть, забыла бы о нем навсегда. Но она решила купить утреннюю городскую газету, чтобы узнать, что произошло в Ницце за время ее вынужденного отсутствия.
Она уже складывала в саквояж еще пахнущее типографской краской свеженькое издание, предвкушая, как дома за чашкой кофе с удовольствием полистает газетные страницы. И тут женщина заметила бледнолицего соседа из вагона. Одной рукой он листал журнал, лежащий на прилавке, вторая же
рука, как проворная мышь, бегала по разложенным рядом авторучкам, карандашам, конвертам. Мелкие предметы моментально исчезали. Фокусник!
Франсуаза подождала, когда парень оторвался, наконец, от пестрого прилавка.
- Стойте! – резко преградила дорогу ловкому воришке. – Очевидно, вы очень нуждаетесь в средствах, я могу одолжить вам немного денег. Может быть, вы голодны?
В лице парня не было ни кровинки.
- Разве вы не понимаете, что ваши фокусы могут закончиться очень печально? – женщина смотрела с участием и с состраданием.
Стив отчаянно замотал головой, бормоча на английском языке, что не понимает о чем речь, так он иностранец, и не знает ни одного слова по-французски.
- Допустим, я поверю, что вы иностранец, но французским языком вы владеете достаточно хорошо. По крайней мере, в поезде вы изъяснялись свободно.
Светлые глаза парня потемнели. Он дернулся и хотел убежать. Но Франсуаза крепко сжала маленькую холеную ручку.
- Не получится, пойдешь со мной!
От решительного голоса, твердого взгляда женских глаз, парень обмяк и покорно позволил вести себя за руку. Они пришли в отель «Белый Ангел».
- Накройте нам столик у окна, - бросила хозяйка своему повару. – Мы проголодались.
- Ну, а теперь рассказывай, - обратилась она к Стиву,- где живешь, куда путь держишь.
Он глубоко вздохнул, словно набрал воздуха перед погружением в темную глубину.
- Я позор и несчастье моей семьи. Меня не любят. Да и сам я себя
ненавижу. Меня дразнили, оскорбляли, били. Но, что я могу поделать? – глаза его лихорадочно заблестели, когда он стал с воодушевлением перечислять, что и когда у кого стянул. Так охотник повествует об удачной добыче.
Франсуаза слушала, не перебивая, когда парень замолкал, задавала наводящие вопросы, а потом вдруг сказала:
- Ты болен, мой мальчик. Если хочешь вылечиться, я могу тебе помочь. Мой друг – известный психотерапевт лечит от клептомании.
Стив растерялся. Его всегда стращали тюрьмой, пытками, карой небесной. Но никогда не предлагали лечиться.
- Давай попробуем, - ласково предложила Франсуаза.- А вдруг у тебя начнется совсем иная жизнь.
В ответ он молча кивнул головой. Три долгих месяца Стив провел за стенами закрытой клиники. Два раза приезжала его мать и слезливо умоляла вернуться домой, где стало пусто и скучно без маленького шалунишки. Заверяла, что все давно забыли его мальчишеские забавы, и что отцовские капиталы навесят замок на любой нахальный роток.
- Я подумаю, - уклончиво отвечал Стив.
А, выйдя из клиники, он решил остаться в «Белом Ангеле».
- Все понятно, - объяснил Франсуазе друг-психиатр, - ты помогла ему найти точку опоры в его перевернутом мире. Он боится тебя терять. Постарайся загрузить его работой.
- Работой? – улыбнулась Франсуаза. – У нас есть одно свободное местечко уборщика помещений. Не знаю, придется ли оно по душе аристократическому отпрыску, который ничего тяжелее ложки не поднимал.
Как ни странно, Стив с азартом взялся за новое дело. В первый же день на все свои наличные деньги он закупил дорогих моющих паст, растворов, порошков. А потом стал охотиться за техническими новинками.
Волновался за своего подопечного доктор. Искушение-то, какое!
Чемоданы, сумочки, шкатулки в комнатах постояльцев… Но рецидива не случилось! В «Белом Ангеле» служил совсем другой человек, напоминающий того издерганного полумальчика-полумужчину лишь миниатюрными ручками и легким акцентом, который так и не выветрился за пятнадцать лет.
И, наконец, четвертый обитатель отеля, высокий, с роскошной седой шевелюрой и печальными глазами, итальянец Антонио.
Много лет назад его отец, белозубый, сладкоголосый Адриано, путешествуя по Франции, влюбился в молоденькую кухарку из отеля «Белый Ангел». Хорошенькая, кудрявенькая Жули капризно надула губки бантиком:
- Жить, дорогой мой, будем только здесь. А иначе – до свидания!
В то время штат в отеле был больше, и влюбленному итальянцу нашлась работа в саду. Вскоре у молодоженов появился мальчуган, которого все ласково звали Тони.
Франсуаза тогда училась в пансионате и, приезжая домой на каникулы, любила с книжкой сидеть в саду.
Сад, благодаря энергичному итальянцу, был великолепен в любое время года. Гибкий черноволосый садовник все время напевал. Голос его мягкий, нежный завораживал не только людей, но и любую растительность. Вскоре рядом с певучим садовником стал копошиться с лопаткой, лейкой большеглазый карапуз. Франсуаза охотно возилась с малышом. Ласковый, доверчивый, как котенок, Тони с удовольствием играл с хозяйской дочкой.
Как-то незаметно котенок вырос в изящного, тонкокостного мальчика. В отличие от своего балагура отца, Антонио был застенчив и молчалив. Он никогда не принимал участия в вечеринках, где собиралась молодежь. Любил гулять в одиночестве по берегу моря. По-прежнему, как только приезжала молодая хозяйка, он не отходил от нее ни на шаг.
Франсуаза посмеивалась над пареньком, который преданной тенью возникал рядом с ней – купалась ли она, ходила ли по магазинам, сидела ли
в садовой беседке. Когда она уезжала, он писал ей трогательные письма, в деталях сообщая о том, как идут дела в отеле.
Антонио был одним из первых учеников в лицее, он много читал, но и не чурался кропотливой работы в саду на пару с отцом. Мамаша его, некогда худенькая и грациозная, превратилась в грузную капризную женщину. Она давно уже не работала, занимаясь детьми, после Антонио в семье жизнелюба-итальянца народилось еще четыре парня.
Осенью Адриано получил письмо из дома, в котором престарелая итальянка умоляла вернуться блудного сына домой, жалуясь на то, что не в состоянии дальше вести дела. Вдова держала несколько лавок скобяных изделий.
Ничего не поделаешь! Семья садовника стала собираться в дорогу. Накануне отъезда итальянец решил дать прощальный банкет. В ресторанчике отеля собралось много гостей. Адриано любили за легкий нрав, за песни, за роскошные букеты.
Франсуаза, немного посидев с пирующими, попрощалась и поднялась к себе. Приняв душ, она стояла перед зеркалом в прозрачном пеньюаре, расчесывая свои непослушные курчавые волосы.
В дверь постучали. Она не успела ничего ответить, как дверь распахнулась, и в комнату шагнул пятнадцатилетний сын садовника. Тони стоял перед женщиной бледный, с горящими черными глазами.
- Что случилось, Антонио?
Он бессмысленно улыбнулся и протянул руки.
- Ты пьян! – в ужасе отшатнулась Франсуаза.
Парень вдруг рухнул на колени и забормотал, прикасаясь губами к шелковому подолу пеньюара.
- Я люблю вас! Я не могу больше молчать.
Франсуаза онемела. Конечно же, она давно замечала пылкие взгляды юноши, его нежное внимание. Но все это воспринималось, как игра. Как
сюжет из читаного-перечитанного романа. Тем более что их разделяла существенная разница в годах. Осень назад Франсуаза отметила свое тридцатилетие.
Проклятый кальвадос сыграл коварную роль: дикий ураган вселился во все клетки юного мужского тела. Парень схватил растерявшуюся женщину и понес к кровати. Разгневанная Франсуаза все-таки нашла силы, чтобы сбросить с себя разгоряченного влюбленного.
- Вон отсюда! Я не желаю вас больше видеть никогда!
Повернув ключ в замке, она долго не могла успокоиться. Ее трясло, она задыхалась.
- Боже мой, все в этом мире подчинено животным страстям! – сквозь слезы повторяла женщина, так и не сумевшая заснуть в ту ночь.
Утром старый садовник протянул хозяйке небольшой, торопливо вырванный из блокнота листок.
- Посмотрите, что учудил наш тихоня! – итальянец смеялся.
« Дорогие мама и папа! Я уже взрослый человек и могу сам определять пути моей жизни. Простите меня, но я отказываюсь уезжать с вами из страны, где я родился, где обрел свой голос, свою душу. За меня не беспокойтесь. Как только, я определюсь с новым местом жительства, я дам вам знать.
С грустью расстаюсь с вами и с «Белым Ангелом».
Прощайте. Ваш Тони».
Франсуаза прочитала несколько раз короткую записку. В памяти всплыла нелепая ночная сцена, вызвав досаду и неприятный озноб.
Подскочила жена садовника.
- Мадам, хоть вы уговорите этого безалаберного папашу попробовать поискать мальчика. Далеко он не мог убежать! – Жули негодовала. Ее полные щеки тряслись от возмущения. – Нет, вы только посмотрите, как он лыбится. В семье беда, а ему все нипочем!
Действительно, неунывающий итальянец лучезарно улыбался во все свои белоснежные зубы.
- Не пропадет парень. Решился, значит, характер есть. Если ты припомнишь, дорогая, я сам когда-то сбежал от родителей.
- Ну, ты другое дело! Ты за любовью побежал, - в глазах толстой женщины сверкнули искристые звездочки. И на мгновение Жюли стала похожа на ту девчонку, ради которой идут на край света.
О да, моя пышечка, - Адриано ласково приобнял объемную женщину. – А почему ты не думаешь, что и Тони увлекся какой-нибудь красоткой? И к нам вернется не один, а, как я, - он горделиво посмотрел на ребятню, возившуюся рядом с чемоданами и тюками, - богатым и счастливым.
Шумное семейство отчалило.
А спустя семь лет, когда Франсуаза уже стала забывать неунывающего, певучего садовника, его застенчивого старшего сына и ту короткую вспышку страсти, что обожгла ее сердце горьким недоумением, Антонио появился на пороге «Белого Ангела».
Было раннее утро. Служащие отеля подкреплялись кофейком.
- Добрый день! – громко произнес высокий, худой и белый, как лунь, мужчина, обращаясь ко всем, сидящим за круглым столом.
- Матерь божья, - первой откликнулась несдержанная Лора, - неужели это наш Тони. Чтоб мне провалиться на этом месте! Но это он – наш милый малыш.
Лора, несмотря на свои внушительные объемы, стремительно подскочила к стоявшему истуканом мужчине.
- Что с тобой, парень, стряслось? – она крутила Антонио, как куклу. – О-ла-ла! – Лора вытаращила глаза и, повернувшись к завтракающим, прошептала.
- Он не только седой, как старец, он еще и глухой, - она показала пальцами на свои уши и добавила. - У него слуховой аппарат.
Тони бессмысленно улыбался.
- Дорога дальняя, видно, была. Просим в нашу компанию, - спокойно пригласил Патрик, пытаясь приветливой улыбкой скрасить неловкую паузу, которая повисла над столом
Неожиданно из-за неподвижной спины утреннего гостя вынырнула махонькая старушка в соломенной шляпке.
- Ах, как у вас славно! Тони мне именно так и описывал все это – солнечную столовую, роскошный сад, добрые лица людей. О да, позвольте представиться – мадам Шпанье, приемная матушка Антонио, - старушка сняла тонкие перчатки лимонного цвета и обошла всех сидящих за столом, церемонно протягивая узкую сухонькую ладошку.
- Очень приятно! Очень приятно, как я рада познакомиться, - искренне улыбаясь, заявляла каждому.
От словоохотливой мадам Шпанье служащие отеля и узнали нелепую и грустную историю парня.
В ту памятную ночь истерзанный неразделенной страстью мальчишка, сложив свои немудреные вещички, отправился, куда глаза глядят. Через сутки он постучал в дверь небольшой аптеки в соседнем с Ниццой городке.
- Мадам, я устал, - произнес заплетающимся языком в испуганное лицо хозяйки аптеки, Марго Шпанье.
- Я напоила мальчика липовым отваром и уложила спать. Потом на цыпочках подходила и смотрела в его лицо. До чего же красивый малыш! Бог не дал мне детей. А ведь я была три раза замужем. И вдруг этот славный мальчуган…
Когда он проснулся, я поняла, что он также несчастлив и одинок, как и я. Вот я и предложила ему остаться у меня. Нужно сказать, жили мы с ним душа в душу. Антонио помогал мне, как мог. И убирал, и готовил, а, когда я отлучалась, он уже мог встать за прилавок и отпустить лекарство по рецептам.
Фармацевтика – наше семейное дело. Еще мой дед начал собирать уникальную библиотеку. И Тони так увлекся этими книгами. Если бы я знала, что он в них ищет!
Я частенько ему говорила, что ты, Тони, отшельником живешь! Сходи, прогуляйся. Дело ведь молодое. Никуда не выходил. Все вечера или в саду проводил или в библиотеке.
До сих пор не могу забыть ту рождественскую ночь! Мы вернулись из церкви. Ах, какая служба замечательная была. Душа, словно чистой росой омылась. Потом мы поужинали. Утка в апельсинах! Сколько себя помню, не представляю рождества без этого чудного лакомства. Вином угостились, я лично обожаю сладкие сорта, пожелали друг другу счастья.
И тут бы мне, старой квашне, повнимательнее заглянуть бы в глаза моего приемного сына, да, да, иначе Антонио я никак не воспринимала. А я, разомлевшая от яств, от счастья, что, наконец, душой я не одинока на белом свете, ничего тревожного не чувствовала.
Но ночью все-таки встрепенулось мое сердце. А с чего бы я проснулась? Обычно я сплю, как сурок. Что я услышала? Не ведаю, но только не поленилась, спустилась вниз, где у Антонио была оборудованная комнатка. Постучала. Тихо. Еще раз кулачками добавила. Нет ответа.
Тут уж отбросив деликатность и приличия, вошла без приглашения.
Лежит мой мальчик бездыханный. А на столе записка.
«Без любви все бессмысленно на Земле».
О-о! Вы представляете мое отчаянье! Еще чуть-чуть и никто бы не спас мальчика. Я подключила самых лучших специалистов. И вот, он вернулся ко мне. Но это другой Антонио. Замысловатая смесь лекарств, принятая им намеренно, повредила несколько зон головного мозга.
Да, Тони перестал слышать. Движения его стали замедленными. Иногда он совершенно раскоординирован. Он многое забыл из того, что когда-то читал в книжках. Но…- старушка обвела всех просветленным взглядом, - он
не забыл «Белого Ангела» и даже, будучи совершенно больным, без устали повторял это имя. Вот поэтому, как только появилась возможность, мы и прибыли сюда.
- Тони, - Франсуаза встала из-за стола, подошла к парню, положила руки на мужские плечи, - ты хочешь возделывать наш сад? Он совсем зарос. Мы все соскучились по цветам.
- Вы простили меня, простили, - выкрикнул Антонио радостно.
Мадам Шпанье всхлипнула:
- Иногда мальчик заговаривается. Доктор утверждает, что физический труд на свежем воздухе поможет Тони вернуться к реальности.
На новом месте Марго прожила меньше года. Как-то тихо и незаметно угасла. Все свое состояние вдова завещала приемному сыну. Но счет в банке не волновал Антонио, как не тревожили его мысли о материальных благах – машинах, виллах, драгоценных металлах, взрывающих иные сердца. Вернувшийся из небытия живет по другим законам.
Какие он выращивал розы! Белоснежные, крупные, как роскошные облака. Розовые, миниатюрные, словно изящные девичьи головки. Но больше всего он любил алые, будто светящиеся изнутри волшебным огнем.
Туристы, завороженные красотой розария, приставали к чудаковатому садовнику:
- Будьте добры, скажите, как называется этот сорт?
Антонио жмурился и счастливо отвечал:
- Любовь!
Как обычно, день в отеле начинался рано. И первым в столовую входил Тони. Раскрывал окна в сад.
- Будем завтрак готовить? – следом за ним заходил рыжий Альберт, завязывая на ходу фартук.
- Сначала цветы, - улыбался Антонио и начинал сосредоточенно составлять букеты
В напольные вазы определял высокие цветы, в настольные кувшинчики – анютины глазки или ландыши и обязательно в узкую хрустальную вазу осторожно, словно принцессу, водружал жарко-пламенеющую розу. Это живое пламя с жемчужинками влаги он ставил рядом с прибором Франсуазы.
- Сегодня мадам не выйдет к завтраку, - произнес Филипп, наблюдая за старательными действиями садовника.
- Вот так да! – воскликнул Стив, заскочивший в столовую. – А я хотел сегодня доложить о холодильнике с монитором, - он достал из кармана горелый обрубок и глубоко вдохнул.
- Нам доложишь, - буркнул Филипп.
- Нет, уже настроение не то…
- Да, - покачал головой Антонио, - хозяйки нет - и солнца нет, - он рассеянно посмотрел по сторонам.
Обычно оживленный завтрак прошел вяло и скомкано.
Франсуаза поднялась к себе. Громко дышали напольные часы.
Женщина подошла к комоду, в верхнем ящике которого хранились семейные альбомы и шкатулка с письмами.
- Кто же будет ждать меня завтра утром на вокзале, - задумалась Франсуаза, вспомнив телефонный звонок. – Может быть, это новый служащий конторы, куда обратилась она для помощи в поиске наследника? Голос незнакомый, акцент странный… А, если он уже прибыл сам, собственной персоной – некто, носящий заковыристую фамилию – Шеромыжник, человек, рожденный в холодной России и связанный с ней по крови. Ладно, к чему эти напрасные размышления, - женщина спохватилась. – Нужно собираться в дорогу и ничего не забыть.
В отеле никто не знал, по какой причине хозяйка срочно выехала в Париж.
Глава 17 В ПарижГлава 18 Валентинов День
Часть 6
Глава 19 Голубка
Глава 20 Режиссер Воронков
Глава 21 Борислава
Часть 7
Эпилог
Комментариев нет:
Отправить комментарий