Автор Татьяна Демакова: Роман Белый Ангел Часть 2 Глава 7 На Крыльях Любви

Часть Первая
Глава 1 Телемастер

Глава 2 Сын Арестанта

Глава 3 Лев Махов

Глава 4 Отличница

Часть Вторая
Глава 5 На Улице Таврической

Глава 6 Сердечный Приступ

Глава 7 На крыльях любви

Любовь и нищета. Эти два слова Владимир Ложкин ненавидел, не принимал и отказывался понимать.

- Бедность - не порок, а свинство, - зло шептал комендант, когда видел протянутую за подаянием руку.

Ложкин был уверен, что только лень и тупость порождают нищету.

- Покрутишься, как белка в колесе, покумекаешь извилинами, и … зашуршат рублики в карманах. На одну зарплату живут только люди по пояс деревянные.

Себя к этой категории убогих он не желал причислять. И посему неустанно искал пути для пополнения своего кармана.

Последние пять лет ему фартило. Общежитие для иностранных студентов, где он властвовал, как король, оказалось безграничным раздольем для «предпринимателя с затеей», как Ложкин себя величал.

Ну, скажите, где, например, найти приют китайцам, вьетнамцам и прочим нелегалам, промышляющим торговлей на городских рынках? В гостинице накладно, опять же с большим товаром туда не въедешь, да и стражам порядка глаза намозолишь. А у гостеприимного Льва Львовича всегда есть резервные комнаты. С местной милицией у коменданта контакт, если капнет кто, всегда заступится, отмажет.

- Мои ребята к знаниям стремятся! Торгуют из-за тяжелой студенческой доли. Разберемся, лейтенант. Примем меры.

Азиаты не скупились при расчетах. Надежный адрес общаги передавался из рук в руки, как эстафетная палочка.

Комнаты никогда не пустовали. Иногда приходилось уплотнять: по пять-семь узкоглазиков в двухместке размещать. А в горячую пору и раскладушки по коридорам ставились. Столичный город!

Свет баснословных прибылей манит доверчивых мотыльков. Пусть

крутятся, торгуют, тусуются. Главное, чтобы валютой за постой под теплой крышей платили.

Имелись у коменданта выкрутасы и для законных обитателей пяти этажей.

В штате образцово-показательного общежития числились четыре уборщицы, но в реальности их никогда не существовало. За «мертвых душ», конечно же, получал зарплату честнейший Лев Львович. А лестницы, кухни, сортиры драили чехи, арабы, индусы. График уборки следовало соблюдать строго и неукоснительно. Если вдруг физики-алжирцы зазубрились, затюркались по библиотекам, и забыли про свой великий день чистки раковин и унитазов, они тут же штрафовались. Но подобное случалось редко.

Дисциплинированных иностранных студентов трудно было раскрутить на штраф. Те, что побогаче, нанимали своих же соседей за пять долларов, но только, избави бог, от административного взыскания.

А у коменданта еще одна хитрость припасена. Отключит горячую воду во всем здании и на экстренном собрании жильцов взволнованно оповестит, какая сумма необходима на срочный ремонт.

- Конечно, обратись я сегодня в администрацию университета, то наше общежитие будет занесено в список очередников. Ждать придется долго. Вон, в общежитии номер два люди уже пять месяцев не только без горячей, но и без холодной воды. С ведрами к реке ходят.

Наивные иностранцы в ужасе распахивали глаза. Нет, не могли они свыкнуться с подобной русской действительностью. Как можно представить утро без горячего душа? А перед сном разве не нужна расслабляющая ванна?

Тут же на сходке собиралась нужная сумма в долларах.

И о чудо! Через несколько часов можно было и стирать, и посуду мыть, и помыться нормально. Маленький праздник для тел, успевших пропотеть

за несколько суток без воды. А уж, для коменданта какое торжество – пять этажей, на каждой по двадцать комнат, с жилищной точки собрано по тридцать долларов. Считать-то, как приятно!

Загруженные учебой и запуганные российской действительностью, обитатели данного общежития не знали многих простых вещей. Например, что письмо в конверте с наклеенными марками можно бросить в почтовый ящик, которых в городе тысячи. И дойдет оно, как миленькое, по назначению, хоть в Париж, хоть в Пекин.

Лев Львович убедил всех своих жильцов, что только по его особым каналам корреспонденция в целости и сохранности будет доставлена адресату. По средам он, с важностью министра связи, принимал конверты с иностранными закорючками. Заносил только ему ведомые символы в Амбарную книгу. За почтовую обработку брал по пять долларов. Потом свозил все конверты на главный почтамт и отдавал работницам.

- Смотрите, чтобы ничего не потерялось, - строго сдвигал брови.

Для своих подопечных комендант изобрел еще одну проблему.

- Учтите, в наших магазинах все продукты продаются с просроченной датой. Я видел, как они подчищают цифры, чтобы сбыть негодный товар. Молоко, сметана, йогурт все заражено бактериями. А овощи и фрукты закуплены в экологически-грязных районах по дешевке. Вы, что забыли про Чернобыль?

- А что делать? – будущие капиталисты не желали умирать от голода.

- У меня отовариваться. Мои продукты с особых баз для руководящих персон.

В дежурке с утра до вечера можно было купить печенье, водку, сметану, сигареты. Переплачивая в два, три раза, довольные иностранцы горячо благодарили заботливого русского человека.

Конкуренции русский человек не терпел. Недалеко от общежития вдруг нарисовался киоск «24 часа».

Через два дня в налоговую инспекцию полетело коротенькое письмецо, о торговле недоброкачественными продуктами и паленой водкой. В санэпидемстанцию отправилась возмущенная записка о несоблюдении гигиенических норм. «Руками продавец берет хлеб, деньги, картофель. Безобразие!» В отделение милиции адресовался телефонный звонок, дескать, в киоске приторговывают веселой травкой.

Месяц Лев Львович терпеливо ждал принятия строгих мер. Напрасно! Киоск пополнялся новыми товарами. Хозяин, «черный, усатый таракан», обнаглел и спросил у коменданта, нет ли в общежитии местечка под склад. И, хотя кавказец посулил неплохие деньжата, Лев Львович отказал. Король должен быть один!

Три дня упрямый комендант звонил, стучал в квартиры близлежащих многоэтажек, собирая подписи под коллективным письмом-жалобой на безобразное поведение лиц кавказской национальности.

Наконец, к великой радости Ложкина-Махова, злосчастный киоск убрали. И опять закапало в карман предприимчивого дельца. Но крохи, все это были крохи. Лев Львович мечтал выйти на другую орбиту и играть по-крупному.

Всего лишь одна поездка заграницу навсегда отравила сердце ядом неприятия жизни в России. Как уехать? Да чтобы легально, да чтобы не корячиться на стройках среди негров и азиатов, а жить полноправным членом капиталистического общества. Комфортно, цивильно. Хотелось виллы на берегу теплого моря, красивой машины, счета в банке.

Бессонными ночами Ложкин скрежетал зубами и приказывал воспаленному сознанию:

- Думай, Вова, думай.

Подсказку нашел он, как всегда неожиданно.

- Поздравьте меня, Лев Львович, - худая Милка из овощного магазина сияла во все свои прокуренные до черноты зубы, - замуж выхожу!

- Эка, невидаль! – пожал плечами Лев Львович, про себя мрачно подумав, - еще одни нищету плодить будут.

- А вот и невидаль! – продавщица достала из кармана халата замызганную фотку. – Засмотрели уже моего красавчика! Прямо из рук девки вырывают, хочется взглянуть. Он не просто мужик, а миллионер из Флориды.

- Ну-ка, ну-ка! – Лев Львович протянул руку.

- Ага, и вам стало интересно! – ликовала Милка. – Ну, так и быть, вам покажу. Вы как будто человек неглазливый.

Махов прищурился. На фоне белоснежного строения, небрежно опираясь на «Ягуар» красного цвета, стоял пузатенький коротышка.

- Годков-то сколько ему?

- В самый раз, семьдесят два! – Милка засмеялась. – Нет, я его обижать не собираюсь, - быстро затараторила, наткнувшись на тяжелый взгляд коменданта из соседней общаги. – Пока жив, ни-ни, ну а потом, - она мечтательно прищурилась, - мне-то всего двадцать пять.

- Как же ты такое счастье откопала? – кровь у Ложкина горячо запульсировала в висках.

- Не поверите! С Мишкой поссорилась и дала объявление в газету. Все честно написала, что в русских мужчинах разочаровалась, что нет у меня ни кола, ни двора, зато есть сердце большое и нежное, а тело молодое и отзывчивое. Вот он и отозвался, мой пупсик, - Милка чмокнула фотку. – Приедет через месяц, уж я постараюсь в грязь лицом не ударить! И накормлю, и напою, и спать уложу. И все! Прощайте навсегда, Мишка, магазин, сосед-алкаш. Я уже все узнала и про визу невесты. Документы начала готовить. Вот!

- Вот теперь поздравляю! – неожиданно громко гаркнул комендант и шепотком добавил:

- Газетку-то покажи, куда письмо отсылала.

- Да, вот она. Я девчонкам принесла. Они говорят, что языков не знают, зачем им иностранцы. Я тоже в школе отличницей не была. Но теперь цель есть. Выучу! И Мишке-изменнику докажу. Будет потом локти кусать.

- Ни рожи, ни кожи, да и умишко куриный, а сообразила, - выговаривал сам себе Ложкин, когда возвращался домой. – Я-то тоже не лыком шит. Найду вдовую богачку. Охмурю ее и заживу королем.

От этой мысли у Ложкина перехватило дыхание.

На следующий день он отправился в пункт приема брачных объявлений.

- Хочу жениться на иностранке, - без обиняков заявил очкастой худышке.

- Ясно, - с пониманием в голосе кивнула девушка.- Но должна вас огорчить, за то время, что я работаю в этой газете, не было ни одного запроса от женщин. Вы не расстраивайтесь, в жизни всякое случается, - она постаралась приободрить странного посетителя.

А давайте опубликуем встречное объявление?

- Это как!

- Очень просто. Опишем вашу внешность, род занятий и пожелания к избраннице.

- Верно! – обрадовался Ложкин.

Какая толковая работница. Скромная, образованная и к людям подход имеет! Он вытащил из кармана шоколадку.

- Это совершенно ни к чему, - очкастая улыбнулась. – Я вам и так помогу.

- Женщинам шоколад полезен, в нем содержится вещество, которое называют гормоном радости.

- Да? Тогда непременно угощусь. Ну, а пока о вашем деле. Вы какой страной интересуетесь?

- Честно скажу, думал я долго. И остановился на Франции.

- Замечательно! – девушка достала чистые бланки.

Не стал ей Ложкин объяснять анатомию своего выбора. А ведь

действительно помучался изрядно. Но, как в любой хитрой задаче есть ответ, единственно-правильный, так и Ложкин вывел свои аргументы.

Во-первых, Франция недалеко от России, всего-то четыре часа лета. Мало ли, сколько придется летать, пока женихаться будут. Например, в Австралию не налетаешься, да и, говорят, там бабы в дефиците.

Во-вторых, из всех виденных им фильмов и разных книжек Ложкин почерпнул интересную информацию. Смазливые француженки помешаны на моде, жареных каштанах и абсолютно не умеют считать. Это не прагматичные американки или мрачные, недоверчивые англичанки, этих на худой кобыле не объедешь!

- Регион для вас важен?- девчонка, наверное, была в школе отличницей.

- Регион? – Ложкин задумался. – Хотелось бы, чтобы пальмы были.

- Понятно, так и обозначим – юг Франции.

- О себе, что желаете сообщить?

- Умен, красив и смел, - произнес он, не задумываясь ни на секунду.

-Хорошо говорите! – девушка с восхищением посмотрела на Ложкина. – Излишняя скромность иногда граничит с серостью. Это я недавно в одном учебнике по психологии вычитала. Теперь пытаюсь из себя искоренить мышиную застенчивость.

Помолчав, добавила:

- Я ведь тоже жениха за рубежом ищу. Поэтому и устроилась сюда, хотя моя профессия - биолог.

Прошло несколько месяцев. Но не было ни одного ответа на объявление Ложкина в газете. Он позванивал очкастой биологине, но та всякий раз вздыхала:

- Не расстраивайтесь, и мне тоже ничего нет…

Перед Новым годом комендант, как правило, закупал большой набор продуктов. Все рассортировывал по красивым пакетам и перепродавал своим жильцам, конечно, в несколько раз дороже.

В овощном отделе за прилавком стояла тощая Милка.

- Ба! А чего ж ты не на вилле с миллионером? – удивился Ложкин.

- Козлы они, все, - буркнула Милка.- Приезжал мой толстяк. Я думала ко мне персонально. А у него здесь десять невест по переписке. Ну и устроил смотрины. А что я? Растерялась, двух слов связать не могла. Он другую выбрал. Думаете, она краше или моложе меня. Ни фига. Одно достоинство, на английском шпарит, живее, чем на русском. Вот и уболтала мужика.

- Ты мне моркву-то поминиатюрнее выбирай, чего кормовую сыплешь?- строго одернул продавщицу комендант. Безразличным тоном, давая, ей понять, что не желает больше выслушивать слезливые откровения. Неудачников он не терпел. Но для себя получил хороший урок. Язык! Хочешь – не хочешь, а придется учить. Бабы, как известно, ушами любят. Мычанием лапшу не навесишь.

Курсы французского языка он выбирал долго и методично. Узнавал цены, сравнивал, звонил бывшим студентам. Впечатления в основном были негативные.

- Два года, как ненормальная на все занятия бегала. Какие-то упражнения в тетрадках писала. И ни гу-гу. Как не знала язык, так и не знаю. Бросила, - призналась заполошная дама.

- Я вот, что вам скажу, нет у нас в стране методики по преподаванию иностранных языков. Ну, представляете, вы ходите на ногах, а вас пытаются научить ходить на руках. Вы пыжитесь, потеете, краснеете. Ну, с поддержкой, может быть, пересечете пространство комнаты. А что дальше? – мужской голос недоумевал в телефонной трубке. – Может быть, действительно язык осваивается только в среде.

И вдруг на фоне этого недовольного хора, Ложкин услышал.

- Советую пойти учиться на курсы «Родина». Попытайтесь попасть непременно в группу Борислава Андреевича. Представляете, даже моя бабуся, которой хорошо за шестьдесят, у него заговорила на прекрасном

французском языке. Этот преподаватель – харизматическая личность.

Ложкин быстро уладил бумажные дела, связанные с поступлением на курсы. Первые несколько занятий студент пребывал в шоке. До чего странный мужик – этот преподаватель! Он не заискивал, не заигрывал, да практически вообще не общался с учениками. Как телевизионный диктор, был со всеми и ни с кем. Новый материал объяснял четко, логично, коротко. Задавал очень много письменных работ на дом. Но сам даже к ним не прикасался. Учащиеся сами проверяли друг друга и ставили оценки, как в школе, по пятибалльной системе. Еще преподаватель заставлял учить огромные куски текстов, и опять же контроль осуществлял методом взаимопроверки.

Пожалуй, внедри такой метод в детском коллективе, и ребятишки охотно ставили бы друг другу пятерки. Но взрослые!? Их гордыня уже не желает признавать, что кто-то другой оказался умнее. Чужие оплошности и ошибки, вот что доставляет радость. Они с удовольствием выводят «неуды». Докладывают преподавателю. И, как оказывается, учатся. Замечательно учатся на чужих ошибках.

В своей группе Ложкин ненавидел всех. Особенно его раздражала еврейская пара Ревкиных. Но, почему-то именно каракули бывшего главного инженера приходилось проверять коменданту. Ложкин яростно чиркал красным фломастером ошибки, ставил жирную двойку, и еле себя сдерживал, чтобы не сделать какую-нибудь гадкую приписочку. Типа, «жидок вонючий, знай свое место!».

Абрам Семенович напротив был очень расположен к своему соседу по парте. Он терпеливо и тщательно проверял его домашние задания, выслушивал обезображенные жутким произношением слова и подбадривал:

- Хорошо! Замечательно! Вы, скоро, Лев Львович, будете говорить, как Вольтер или Бельмондо.

А его супруга как-то после занятий проворковала:

- Мы вас очень уважаем, господин Махов. Редкий русский человек так истово интересуется культурой других наций. А язык – это основная часть культуры, несомненно. Нет, конечно, учат иностранные языки молодые люди, но он им нужен, как инструмент, для добывания денег. А вот для души… Великая редкость. Хотите, я дам вам почитать интересный журнальчик?

Ложкин взял брезгливо журнал, притворившись, что очень обрадовался. А про себя подумал:

- Что мне твои еврейские комплименты? На бутерброд не намажешь, в сберкассу не отнесешь…

Вечером, когда входная дверь общежития была заперта на несколько засовов, - нечего по ночам шляться!, - Ложкин лениво перелистал журнал. Пробежал глазами статьи о жизни в Канаде, Израиле, Лаосе. И вдруг наткнулся на страницу объявлений «Разыскивают наследников в России». Мелким шрифтом шло перечисление одиноких богачей из Австралии, Аргентины, Англии, которые жаждали отдать свое движимое и недвижимое имущество далекому родственнику.

Ложкин замер. На мгновение он, словно выпал из ситуации, где находился. Исчезли все звуки. Не урчал холодильник, не гундосил телевизор. Цвета тоже все поблекли.

- Вот оно, где скрыто мое богатство! Нутром чую. Именно здесь я и найду мою вдовушку!

Он еле дождался утра, чтобы побежать на почтовое отделение и оформить подписку на глянцевый журнал. Интуиция не подвела Ложкина. Через несколько месяцев, наконец, он прочитал то, о чем мечтал всю жизнь.

«Франсуаза Дюваль, жительница города Ниццы (юг Франции), владелица отеля «Белый ангел», разыскивает наследника в России, о котором имеются следующие данные.

Шеромыжник Борислав Андреевич, родился в городе Ленинграде,

двенадцатого апреля в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году».

Не обращая внимания на почтальона, комендант, подняв журнал, как знамя, вприпрыжку понесся по коридору, в сторону своей комнаты.

- Не может быть, не может быть! – шептал он, перечитывая уже в который раз объявление. Горячее волнение туманило голову, сообщало легкую дрожь рукам и ногам. Он смог успокоиться только, приняв холодный душ.

Закутавшись в сатиновый халат, униформу уборщицы общежитий, сел в кресло, открыл тетрадь и записал.

«1) Узнать адрес Шеромыжника. 2) Втереться к нему в доверие. 3) Вместе с ним поехать на встречу с француженкой. 4) Влюбить в себя, жениться. 5) Убрать наследника.»

План действий ему понравился. Мысли хаотичные и безумные еще час назад, неожиданно выстроились в стройные ряды, как солдаты, готовые к сражению. А Вовка Ложкин, он же Лев Львович Махов, чувствовал себя отважным полководцев на белом коне. Вперед!

Он уже знал, куда сейчас же отправится.

- Кто там? – над дверной цепочкой высунулась лисья мордочка рыжеволосой девицы.

- Кларисса Сановна дома? – как будто не спросил, а кашлянул в кулак Ложкин.

– Ей привет из Самары.

- Нет ее! – девица распахнула дверь. Потянуло запахом пережаренных семечек.

- На работе? – осторожно поинтересовался посетитель.

- Умора! – девица заржала, превратившись из лисицы в лошадь с крупными желтыми зубами, - если на том свете торгуют, то наша Сановна кого-нибудь материт у прилавка.

- Вот, как, - серьезно и грустно произнес гость, - царство ей небесное.

Опустив взгляд на затоптанный, давно не мытый линолеум, Ложкин запаниковал: что делать?

Питерская баба Клара была мастерицей по добыванию нужных адресов. Никто не знал, какие звенья цепи она связывает, откуда черпает информацию. Но ни в одном архиве и адресном столе не могли выдать справок, которые добывала бывшая чекистка.

- А ты, мужик, адресок надыбать явился?

- Что? – испуганно встрепенулся Ложкин. – Неужели эта лошадиная морда читает чужие мысли?

- Сюда, за другим не ходят. Да, ты чего так сдрейфил, с лица аж сбледнул? Выручу я тебя. Больно паричок у тебя клевый. Что, не поднялся еще лагерный газон?

- Вот стерва, - чертыхнулся про себя Ложкин. Сколько лет он при парике, а не один нормальный человек не догадался про искусственность шевелюры. А эта, порченый глаз, усекла вмиг.

Вздохнул и коротко спросил:

- Сколько?

- Сто пятьдесят бачей.

- Ты, девка, одурела! – разгневался Ложкин. – Баба Клара в десять раз меньше брала. Люди же все свои…

- Не хочешь, как хочешь, - лисья мордочка брезгливо сморщилась. – Дубина стоеросовая, шпоны шлифовал, и не знаешь, какая нынче погода на дворе. Раньше старуха после запроса дней через пять бумагу выдавала, а у нас спецдискеты. Информация через полчаса.

- Ладно, - стиснул зубы Ложкин, достал из портмоне купюры. Вчера вьетнамцы за постой расплатились. Жалко-то, жалко как расставаться. До слез, до скрежета зубного, как жалко.

- Ну, ты и жмот! – захохотала девица, наблюдая за гримасами мужского лица,

- А ты, ведьма, - нахмурил брови Ложкин.

- Угадал, у меня третий глаз на затылке, а четвертый на пятке. Сиди здесь и жди.

- Вот тварь рыжая! – Ложкин вспомнил, как несколько лет назад, именно в этой обшарпанной квартирке, рыхлая старуха выдала ему полный комплект информации об университетской начальнице. Ах, Ленка, Ленка! Слаба ты оказалась на нервишки. Ну, что ж у каждого своя судьба. А сибирскому писателю ты здорово тогда помогла! И сейчас бесценная информация, подобно космической ракете, унесет Вовку-фантазера в сказочные дали. Вот только бы не проколоться!

Минут через двадцать девица принесла заветный листок.

«Шеромыжник Борислав Андреевич, родился в городе Ленинграде, в 1979 году, проживает по адресу – улица Таврическая, дом 37, квартира 7. Холост. Мать, Ульяна Артемовна Шеромыжник была прописана по данному адресу с 1950 года. В данное время проживает в деревне Сосновка, вместе со своей сестрой. Обе работают в библиотеке.

Б.А. Шеромыжник, окончив школу, поступил в Политехнический институт, через три года был отчислен за неуспеваемость. Служил в войсках связи, в Новосибирской области. В данное время работает телемастером в ТОО «Сервис плюс».

Вот это да! Ложкин, прочитав три раза информацию, расплылся в улыбке, - а ведьмы, оказывается, много чего полезного делать умеют.

- Осторожнее будь, - по-цыгански запричитала девица, не то серьезно, не то притворяясь, - чует мое сердце, что с этой бумаженцией беду тебе накликала.

- Типун тебе на язык! – мгновенно отреагировал Ложкин. Но от слов девицы капли пота выступили на висках.

- Слушай, а ты мне не лажу дала? Если, что не так, вернусь, двойную сумму за моральный ущерб потребую, да и тебя пощиплю хорошенько.

- Ой, не пугай! Не таких видали, - девица подталкивала посетителя к двери.- Шуруй живее. Ко мне скоро клиент стоящий подойдет. Свидетелей он не любит.

Ноги сами понесли Ложкина. Он даже не успел придумать, что наплетет этому наследнику. Уж, очень хотелось побыстрее удостовериться, что он существует в самом деле.

Величавый, добротный дом вызывал уважение и восхищение. Все замечательно! Ложкин оживленно потер ладонь об ладонь. А где, как не в хоромах жить наследному принцу! Ложкин любовался домом, окидывая жадным взглядом окна. За каким из них прячется французский отпрыск?

- Здравствуйте, гражданин хороший, - баба в темной юбке и мужской болоньевой куртке, лыбилась почти беззубым ртом.

- Ищешь кого? Я тебя сразу приметила. Ты видный. Вот, какие патлы отрастил. Художник что-ли? У нас тут неподалеку один живет, а в соседнем доме артист известный.

Ложкин успел только солидно кашлянуть. Бабке, видимо, ответы были не нужны.

- У нас после капремонта вся нумерация квартир спутана. Да еще новые русские, сколько этажей скупили. Видишь, какие окошки зеркальные сделали. Из коммуналок, почитай, только нашу не расселили, да Манину. Это почтальонша.

- Я-то, здесь седьмой десяток обитаю. Чего только не пережила! Но, так и заявляю волчьим агентам из недвижимости: - На кладбище только с Тавриков поеду! Никакого сладу нет с этими людьми. Так и норовят, нас, старожилов, выпихнуть в коробки хрущевские.

Бабкин монолог утомил Ложкина, он нервно посмотрел на часы.

- Тороплюсь, я, мамаша.

- Какая тебе мамаша! – рассердилась старуха. Я - Марфа Антиповна Плотникова. Блокадница, ветеран труда, - она пожевала беззубым ртом. –

Пойду, сыро нынче.

Э, нет! – испугался Ложкин. – Я вот седьмую квартиру ищу.

- Ну? – старуха по-шпионски прищурилась. – И кого конкретно?

- Шеромыжника Борислава.

- А, - заулыбалась старуха. – Так бы и сказал: «мне нужен Славик»! Его многие ищут. Парень рукастый. Кому телевизор починит, кому краны покрутит, и берет плату по-божески. Совестливый! Я ведь его с пеленок знаю. Только нет его нынче. В больнице он. Кто-то по голове огрел. Время-то, знаете, какое криминальное. Звонил недавно, видно, в себя пришел. Может, поднимемся ко мне, чаю попьем, - старуха еще бы охотно поболтала с уважительным человеком.

- В следующий раз, обязательно. Но сейчас нужно бы Борислава в больнице навестить.

- Зови его, как все, Славиком. А лежит он в этих корпусах медицинских на Луначарского. Знаешь, как добраться?

- Соображу.

- От меня привет большой. У него, как бабка пропала, так я ему за нее.

- Как пропала?

- Да, и я также удивляюсь. Жил человек и не стало. Не помер. А нигде нет.

Ох, как не понравилась Ложкину вся эта информация. Неужели кто-то опередил его и хотел убрать наследника. Опять же, куда бабка пропала, может, это она во Франции окопалась. Запутанная, похоже, история-то!

- Так, и передай ему, что Антиповна очень скучает. Пусть быстрей выздоравливает, вернется, я ему любимых пирожков напеку.

- Да, совсем забыл спросить, - Ложкин уже отошел на несколько шагов.

- А папаша-то его где?

- Чей папаша? – бабка не сразу поняла. – Славика что-ли? – переспросила громко.

- Да, кто же его знает! Улька без мужа родила.

Ложкин остановился, как вкопанный.

- А фамилия Шеромыжник откуда?

- Да, это бабки его, Азалии, которая пропала. Ох, мы потешались над ней. Шеромыжница, ты наша черноглазая. Ничего, не обижалась! Значит фамилия у Славика оттуда. Я и сама не знаю, отчего так.

Ложкин достал из кармана шоколадный батончик. Антиповна обрадовалась шоколадке, как девчонка.

- Вот, уж спасибочки. Вечером чайку попью, вас вспомню. А вы заходите, как Славик выпишется, у нас с ним уважительные отношения.

- Я позвоню вам, - Ложкин нахмурил брови, приняв вид делового, озабоченного человека.

- А теперь, извините, спешу.

Антиповна, тяжело шаркая больными опухшими ногами, поплелась в Таврический сад. Он стоял зябкий, сиротливый под серым небом осени.

- Однако, зима ранняя будет, - без особых эмоций отметила старая женщина. В ее возрасте смена сезонов воспринималась, как природная чехарда. Ничего не удивляло и не радовало. Ожидать или мечтать было не о чем. Лишь о более-менее сносном самочувствии. Пройдя несколько шагов, Антиповна остановилась.

- А что же это я, старая кляча, не спросила имя-отчество патлатого. Славик вернется, а я что скажу? Вот, например, вчера пацан звонил. Так и записала, Санька Лихачев. Этот Санька прямиком спросил, где телемастер лечится. Откуда-то прознал. Да ну их. Чего-то голова кружится…

Пока Антиповна добралась до своей кровати, Ложкин уже был на другом конце города. Выпросив у гардеробщицы медицинский халат, он уверенно шел по отделению.

Все шло, как по маслу. Снимок с наследником сделан. Теперь нужно пленку проявить, да карточку напечатать. Справку о тяжести травмы

получил. Выписку из медицинской карты попросил специально на большом листе сделать. Никто и не спросил, зачем это ему нужно. Хитрый Ложкин все предусмотрел. На незаполненной части листа он потом сделает приписочку о том, что рядом с Шеромыжником, ставшим инвалидом после травмы, непременно должен находиться опекун.

- Если врачи не помогут, я постараюсь, - ухмыльнулся Ложкин, представив Славика недееспособным дебильным парнем, с мутным взглядом и вечно-текущей слюной изо рта.

Добравшись до Большого проспекта Васильевского острова и отдав в проявку пленку, Ложкин прогуливался по скверику, сочиняя про себя любовное послание. Письмо-объяснение, которое хотел послать далекой, но уже желанной и горячо обожаемой француженке.

- Стой, стой, моя ненаглядная! – мимо Ложкина, чуть не сбив его с ног, промчался мужик в светлом плаще.

- Поаккуратней, товарищ! – брезгливо крикнул Ложкин. Не терпел он расхлябанности и распущенности в общественных местах. Для бега и прыжков стадионы имеются, для поцелуев – темные подворотни, для принятия спиртного – стол на кухне. Противно на публику нынче смотреть!

Рыжая тощая кошка юркнула между ботинок Ложкина. Мужик в плаще бухнулся на колени рядом.

- Девочка моя, испугалась, да? – он взял на руки кошку. – Это жестокие люди придумали машины, автобусы, еще черте что. А маленькие, нежные существа пугаются. Дрожишь, моя крошечка, - говорящий поцеловал замызганный кошачий нос.

- Ну и ну! – Ложкин не верил своим глазам. Но сомнений не было. Этот сумасшедший, счастливо баюкающий кошку на руках, не кто иной, как преподаватель с курсов французского языка.

Ложкин пошел за ним следом, лихорадочно придумывая повод, чтобы заговорить. Этот дурачок будет моим переводчиком, решил Ложкин,

уверенный в том, что чокнутый преподаватель не будет вникать в суть дела, а значит, не составит конкуренции.

Из подворотни раздалось душераздирающее мяуканье. Нахальный бабий голос возвестил:

- Эй, профессор, там не твоя любовница голосит. Похоже, в баке застряла.

Мужчина остановился, лицо его побледнело, и он с отчаянной мольбой в голосе произнес:

- Я вас не прошу, я вам приказываю, как работнику коммунальной службы, спасти несчастное животное.

Медноволосая баба оскорбилась. Подбоченясь, гордо произнесла:

- К вашему сведению, я дворник. И лазать по помойкам не обязана. Самому-то, небось, брезгливо.

- У меня руки заняты, - чуть не заплакал преподаватель.

- На бутылку подкинешь деньжат, тогда и открою бачок. А эта грязная тварь и сама выкарабкается, хотя у нее вроде все лапы перебиты. Я видела, пацаны баловались.

- О времена, о нравы! – застонал преподаватель, и у него из глаз покатились слезы.

- Ах ты, короста толстомордая, - на арену выступил, стоящий в стороне Ложкин.- Зачем ученого человека обижаешь? Борис Андреевич, чем вам нужно помочь?

- Спасите, спасите несчастное животное. Я вас умоляю!

Была, не была! Ложкин решительно шагнул к вонючему бачку, откинул металлическую крышку.

Озверевший от долгого заключения, кот выскочил из металлической тюрьмы и вцепился в ладонь своего спасителя. Ложкин взвыл. Дворничиха загоготала:

- Получил, защитничек. Еще мало будет!

- Цыц, тварь, - зыркнул злобно Ложкин на бабу.

- Не упустите, прошу вас, этого красавчика, - преподаватель зачарованно смотрел на кота.

- Куда доставить? – процедил Ложкин сквозь стиснутые зубы, думая про себя, что с удовольствием придушил бы это вонючее создание, царапающее его кожаную куртку.

- Пойдемте скорее, здесь недалеко, - засуетился преподаватель.

Пока мыли кошек, потом обрабатывали перекисью водорода царапины и укусы на руках, мужчины практически не разговаривали между собой. Только Борис Андреевич изгалялся на ласковые словечки и выражения, которые адресовались непослушным животным.

- Ягодка моя душистая! Цветочек нежный! Солнышко лучезарное! Ласковая песня сердца моего!

Отродясь, Ложкин не слышал ничего подобного. Сначала ржал про себя. А потом навострил уши: запоминать стал, авось в разговоре с француженкой пригодится.

- Ну-с, дорогой! – Борис Андреевич устало откинулся в кресле, - чем я вас могу отблагодарить, добрый человек? – он мельком взглянул на Ложкина.

- А я, между прочим, ваш ученик, - важно произнес Ложкин.

- Какая идиллия, - Борис Андреевич поглаживал мохнатую голову сытой и довольной кошки, развалившейся у него на коленях.

- Я ваш ученик, - повторил Ложкин, - и потому хотел бы попросить вас помочь мне с самостоятельной работой.

Заверещала телефонная трубка.

- Да, да! Некогда мне. У меня ученик. Прекратите ваши припадки ревности, - Борис Андреевич с возмущением отшвырнул трубку.

- О, люди, люди, как примитивны и убоги все их порывы.

- Так, вот, - Ложкин уже начинал нервничать, что теряет так мног

времени напрасно. – Я продиктую вам письмо, а вы изложите все мои мысли на французском языке. Суть истории я вам рассказывать не буду, она очень длинная и запутанная, - Ложкин постарался придать загадочное выражение своей физиономии.

- Вы правы, подробности мне ни к чему, - Борис Андреевич сел за письменный стол. Достал из папки лист бумаги, снял колпачок с позолоченной ручки.

- Я готов!

Ложкин встал посередине комнаты и начал декламировать, как актер в плохом театре.

- Здравствуй, моя любимая женщина, по имени Франсуаза! Ягодка моя перезрелая, цветок в пустыне сердца!

Пишет тебе русский мужчина с могучим именем Лев, который мечтает заключить тебя в свои объятия. Не пугайся моего сердечного порыва, просто я человек очень чувствительный и эмоциональный. Когда я узнал, что ты, моя крошка, грустишь в одиночестве на берегу моря, душа моя облилась слезами. Знай, теперь ты не будешь одинока. Рядом будет мое надежное плечо и зоркий взгляд.

Человек я порядочный и честный, потому не допускаю любовных отношений без законного супружества. Мы непременно должны оформить наши отношения, не раздумывая. И тогда я найду для тебя целую корзину ласковых слов и признаний. А пока перейдем к делу.

Я разыскал наследника твоего состояния. Сегодня я был у него в больнице. Да, к сожалению, Б.А. Шеромыжник болен, и без меня он самостоятельно не может принимать решения. Я его официальный опекун, а это еще важнее, чем родственник. В этом конверте ты найдешь фото.

Посмотри внимательно, но не ошибись. Парень с перевязанной головой, это и есть Шеромыжник. А рядом я. Согласись, что мужчина я видный, в самом соку.

Жду от тебя новостей.

Целую сто раз. Твой чистый мурлыкающий котик.

- Каково, а? – декламатор потер радостно руки. – Вот, что значит вдохновение.

Преподаватель дописал несколько слов.

- Слава богу, закончили

- Спасибочки, - Ложкин бережно свернул листок с французскими закорючками.

- Фартовый я парень! – он посмотрел с любовью на свое отражение в большом зеркале, широко улыбнулся и притопнул ногами, словно чечетку выбил.

Уже сбегая вниз по лестнице, крикнул:

- На занятиях увидимся, дорогой Борис, - ликующий голос оборвался на полуслове.

- Он, что тебе уже дорогим стал? – высокий грузный мужик в добротном сером пальто зашел в подъезд. - Не оставишь мальчика в покое, застрелю! – он достал из кармана пистолет. – Я шутить не умею, а за свою любовь буду бороться, - мужчина прищурил один глаз, словно прицеливался.

- Еще один сумасшедший, - мелькнуло в голове Ложкина.- Пистолетик то игрушечный, зажигалка. Но, чтобы не повадно было, поучить чудака нужно.  - Ты, хоть знаешь, кого ты тут стращать вздумал? - Ложкин, прошедший школу тюремных разборок, резко пнул мужчину в пах. – Пикнешь еще слово, размажу на этой лестнице. Благодари судьбу, что у Вована хорошее настроение сегодня, - он выскочил из подъезда.

Мужчина, схватившись за живот, как-то запоздало закричал.

- Бандит! Негодяй! Держите его…Милиция!

- Кто там воет? – краснолицая дворничиха шумно орудовала метлой. – Ох, уж мне эти чудики ученые. Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Эй, волосатый, - она преградила спешащему Ложкину дорогу.- Стой! Не по тебе

ли милиция плачет?

Ложкин побагровел и выдал такую цветистую матерную тираду, что даже тертая баба раскрыла рот от удивления.

- Ишь, как загнул кучеряво, - в глазах тетки сияло восхищение. – Такие науки я уважаю. Вот ты бы и Болюнчика подучил немного. А то тошнит от его сладкой речи, «благодарю-с, честь имею», - дворничиха сплюнула. – У нас Россея, а потому пусть говорит по-нашенски.

Ложкин уже не слушал бабьи причитания, он торопился.

Фотографии, которые он получил, очень ему пришлись по душе. Славик выглядел действительно немощным. Бледный, с синевой под глазами, в затрапезной больничной пижаме, как нельзя лучше подчеркивал цветущий вид Ложкина.

От чувств на Ложкина накатила волна словесной энергии. Он решил, что нужно еще написать письмо и на русском языке. На главпочтамте он выбрал уютное местечко и начал творить.

Ласковые слова и слащавые сравнения лились из него, как вода из фонтана, журча и искрясь.

Вечером в Париж полетел экпресс-почтой конверт, на который Ложкин наклеил три марки, тщательно им отобранные. На одной изображена была могучая морда льва, на другой – алая роза и на третьей – лайнер.

- Спешу на крыльях любви! – повторил он с упоением, - вот что обозначают эти марочки. Вован парень умный, а потому во все вкладывает смысл.

В метро пахло потом, пудрой и чесночной колбасой.

Толпа не раздражала Ложкина. Иногда он любил, как выражался сам, подпитаться энергетически. Он пристраивался поближе к крепко сложенному парню или румяной женщине, раскрывал левую ладонь и про себя произносил:

- Твоя энергия, здоровье, тепло идут ко мне.

Кто его этому научил, Ложкин уже и не помнил. Да, и не мог утверждать на все сто процентов, что верит в эту процедуру. Но, тем не менее, когда оказывался среди людей, обязательно проделывал подобный фокус. А чего добру пропадать! И усилий особых не требует.

Комендант обожал зайти в свое общежитие незаметно, чтобы, как говорил сам, застать достоверную картину жизни. Вот и сейчас, бесшумно открыв дверь, он тенью юркнул в холл.

Но, к великому его сожалению, все было тихо и спокойно. За столом дежурила узкоглазая студентка из Пекина. Она сидела неподвижно, с отрешенным лицом, прикрыв глаза.

- Спишь? – рявкнул Лев Львович. – Докладывай, какие новости!

Узкоглазая встряхнула черной глянцевой головой, как внезапно напуганная птица.

- Ой, это вы! – живо откликнулась, - у нас все хорошо, все замечательно.

- Посетители были? Гости незарегистрованные?

Азиатка замешкалась. Дело в том, что к Сулейману из двенадцатой комнаты пришла девушка. Сириец всучил дежурной полтинник, чтобы молчала. Она и хотела молчать. Но разве от пронзительных глаз коменданта скроешь что-нибудь!

- О чем задумалась, дочь Востока? – Махов подошел к девушке и сжал ей локоть, как раз в том месте, где переплетаются нервные окончания.

- Больно, - прошептала дежурная.

- Будет еще больнее, если надумаешь, что-нибудь замалчивать. Говори!

- Наташа, блондинка, большая, красивая, пришла к Сулейману, - азиатка зашептала быстро и горячо. – Сулейман сказал, они заниматься будут русской литературой. Ему одному трудно стихи Пушкина читать.

- Так, - протянул Лев Львович в раздумчивости.

Дежурная, словно стала меньше в размерах, съежившись в ожидании приговора. Гнева коменданта в общежитии боялись все.

А он вдруг улыбнулся.

- Наташа, говоришь? Очень хорошо, очень кстати. Пойду, визит нанесу. Дружеский, так сказать, - он подмигнул окаменевшей азиатке. – Пока, можешь расслабиться, а позже поговорим.

И минуя свои апартаменты, насвистывая беспечный мотивчик, Махов поднялся на третий этаж.

Дверь комнаты, конечно же, была заперта изнутри. На легкий стук никто не отозвался, хотя музыка была слышна.

- Сулейман! – комендант постучал погромче, - я знаю, что вы дома. Откройте! У меня для вас хорошая новость.

Наташа, полная белесая девица, сидела на узкой деревянной кровати, свекольно-пунцовая.

- Мы занимаемся русской литературой, - Сулейман, красивый брюнет с зелеными глазами, кивнул на томик Пушкина, лежащий на прикроватной тумбочке.

Да, ладно, ладно. Чего уж там стесняться! Любовь – дело молодых, - Лев Львович изобразил подобие улыбки. – Конечно, был бы я монстром или неотесанной дубиной, то в мгновение ока выгнал бы за аморальное поведение сирийского студента из нашего образцово-показательного общежития. Но я не таков! Зачем осложнять жизнь хорошему человеку, каким является, всеми уважаемый Сулейман. Да, и вам, милая гостья, думается, огласка ни к чему. Вы учитесь?

- Работаю, - пролепетала девица, еще окончательно не придя в себя. – В Пассаже, в обувном отделе.

- Понятно, - Лев Львович прошелся по комнате. – А проживаете где?

- У родственников, я из области.

- Интересное кино, - он замолчал.

Пауза, которую любил и умел выдерживать комендант, напугала бедных влюбленных до расширения зрачков и внезапной бледности.

- Сулейман! – наконец, энергично и громко произнес комендант.- Я хочу предложить вам чудесную комнату в центре, с видом на Таврический сад. Вы ее арендуете, и тогда ни одна беспардонная личность не будет мешать вашим амурным делам. Числиться вы, конечно, будете здесь, как и положено примерному студенту, государственному стипендиату. Ну что?

Сулейман, казалось, еще плохо понял, о чем идет речь. Он молчал, нервно почесывая колючий, небритый подбородок.

- При даме о цене говорить не будем, - продолжил комендант. – Деньги женщин не любят. Так, что, милости прошу, после вашего сердечного свидания, навестить и меня в моем кабинете.

- Всего доброго, голубки! Продолжайте ворковать, - он посмотрел на девицу ехидно прищурившись, дернув одним уголком рта, словно сдержал улыбку.

Наташе его усмешка отчего-то напомнила волчий оскал.

- Как страшно! – всхлипнула девушка и прижалась большим мягким телом к мускулистой мужской груди.- Ты, думаешь, он не сообщит на мою работу? Меня могут уволить…

- Не волнуйся, солнце мое! – сириец ласково погладил свою подружку по голове. – Наш комендант человек серьезный. У него слово – закон. Сказал, значит, найдет нам комнату. Будем с тобой, как муж с женой жить! – он страстно поцеловал Наташу.

Подслушав эту тираду под дверью, Махов вздохнул с удовлетворением.

Хорошо иметь дело с толковыми людьми. Вот только не забыть бы, да напомнить этому мусульманину о его невестушке из родного края. Письма-то он ей каждую неделю отсылает. А толстая Наташа рассиропилась! Все-таки, глупые создания, эти женщины! Что старые, что молодые, их с панталыку двумя заковыристыми словечками сбить можно. Про все забудут!

Последнее умственное заключение привело в небывалый восторг

Ложкина. Ему уже чудилось, что далекая француженка влюбилась в него по уши.