« О чем люди думают? Думают... Думают!» - Алевтина закрыла глаза. – «Вот вчера Ленка жаловалась, что день и ночь, день и ночь думает об одном и том же.
- Ты понимаешь, - вытаращив накрашенные, перенакрашенные глаза, злобно волновалась Ленка. – Мой плешивый мне заявил, что в его завещании дом записан на старшую дочь, счет в банке младшей вертихвостке. Я думала, он шутит, и ласково, губки бантиком спросила: « А женушке что?», а он так ехидно прищурился: « А женушка должна сделать все, чтобы я долго-долго жил...» И за задницу меня ущипнул. Старый козел! Когда, небось, к нам в Винницу приезжал, хвост павлиний распустил. Я и поверила ему. Знаешь же, мамку больную оставила. Блин, за американским миллионом приехала. И нате вам, здрасьте! Говорили мне девки, что с вдовцом лучше не связываться. От хорошей жизни ни одна жена не помирает. Уйти от него? Но куда? Языка толком не знаю. Денег кот наплакал...
Что, что делать?
Трещит Ленкина голова на одной тональности. Она теперь и говорить ни о чем другом не может, все свою ситуацию, как пасьянс раскладывает.
Жалко Ленку. Но совсем не потому, что, как ей кажется, пропадет она без денег и языка в чужой стране, а потому, что день и ночь, день и ночь думает она об этих вещах. Ну, разве за этим бог послал Ленкину душу на землю?
Алевтина откинула одеяло. «Расфилософствовалась ты, матушка!» - сама себе с укором сказала. Чужие мысли и волнения всегда пустыми кажутся. А вот свое, то, что копошится внутри, всегда самое главное...
Как заведенная кукла, Алевтина сделала десять приседаний. Суставы в коленках звонко щелкали, словно извещали «молодость не вечна». Пофыркав под горячим душем, Алевтина почувствовала, что окончательно проснулась и готова проживать свой новый день. Длинный, длинный день...
Без пяти восемь она спустилась на первый этаж, отодвинула засов на тяжелой двери. Кафе «Кукареку» открыто!
Когда кто-нибудь из новых посетителей спрашивает, почему она дала такое задиристое название своей кафешке, она пожимает плечами, смеется.
- Петухов с детства обожаю, они горластые, злые и к тому же ненасытные и страстные любовники!
Такой ответ всем нравится. И ей нравится, что так легко можно обмануть чужое любопытство. По правде говоря, она уже и забыла, когда в последний раз произносила вслух то, что действительно думает. А зачем? Люди не желают копаться в чужих истинах. «У каждого своя правда!» - так всегда говорила ее бабушка. Царство ей небесное, как и царство матушке, отцу и мужу.
Ее американскому мужу, Джонатану Вуду.
- Эй, барышня, - бородатый мужичишка процокал ковбойскими сапожками к стойке бара. – Я ужасно голодный. Чем накормишь?
Она положила перед ним листок, на котором вчера старательно выписала «Меню» и все цены четко, красиво, как и положено девочке, которая закончила школу с золотой медалью и брала уроки живописи.
Мужичок почмокал языком, поскреб бороду.
- Дороговато. Дашь кофе и кусок хлеба за четвертак? – он бросил двадцать пять центов на стол.
Алевтина вздохнула. Ну не выгонять же его? Еще и махаловку устроить может. Всякое уже было...
- Масло и побольше сливок! – бородатый посетитель нахально подмигнул ей.
- Омлет с грибами, тост с джемом и много-много кофе, - это сосед Пол ввалился. Как всегда потный, вонючий. Не моется он что-ли?
- Милочка, мне вафельки с сиропом.
Глаза у старушки, которая любит похрустеть сладким, голубые-голубые. Где Алевтина видела этот нежный лазурный цвет? Ну, конечно, когда девчонкой по лесу бегала. А там из травы выглядывали незабудки.
Омлет, яичница, пирог, кофе, чай, вода. Закрутилось, завертелось. Передохнуть бы!
- Ты там в своем «Кукареку» миллионы загребаешь! – завидуще заявляют русские знакомки, которые только-только прибыли в американское замужество.
- Мне надеяться не на кого, я вдова, - Алевтина умеет в этих случаях скорбно поджать губы.
Ну не будешь же встречным-поперечным говорить, что еле-еле сводит концы с концами. Что старый домишко, где на первом этаже забегаловка, а на втором ее крохотная спальня, рассыпается на глазах и не оплачены счета за электричество и воду. Но самое главное, почему она пытается, пытается заработать хоть какую-то денежку, это долг. Огромный долг, который ей нужно погасить через пять месяцев и три дня.
* * *
Он умер? Он умер...
Алевтина затаила дыхание. Прислушалась. Страшно-то как. Страшно!
Она в темноте протянула руку в ту сторону, где лежал ее муж. И тут же отдернула. Вспомнила, что где-то читала «мертвое тело коченеет и становится холодным».
- Джонатан умер, - прошептала уже в другой темной спальне. Сама и не помнила, как пробежала все двери.
- Келли, Келли! – взвопила в голос. – Твой брат умер...
В голове мелькнуло: « Как хорошо, что старая перечница решила в эти выходные навестить своих родственников. Что бы она без нее делала сейчас, что?
Старуха закряхтела. Под грузным телом скрипнула кровать.
- Который час, Али? Я не поняла, что ты сказала про Джо?
- Умер он, умер! – Алевтина нажала на клавишу выключателя и вскрикнула.
На подушке лежала безобразная черная маска.
- Испугалась, - раздался старческий надрестнутый голос и смех, как дребезжанье ржавого колокольца. – А нечего врываться без стука в спальню к порядочным женщинам.
Двумя руками старуха осторожно сняла с лица то, что так напугало Алю.
- Видишь, после моей последней операции доктор посоветовал на ночь накладывать эту замечательную штучку. Мышцы держит, - она похлопала пухлыми пальцами по щекам. – Гладенькие... Что ты там про брата сказала? Умер? Так всем нам недолго осталось дышать... Набери 911.
- Я не могу, - прошептала Аля и истерично зарыдала.
Хоронили Джонатана через три дня. В маленькой церкви было душно. Народец собрался странный. Лохматые бродяги в грязных джинсах, беспросветно-старые тетки, черные молодухи, обвешанные детьми, как гроздьями винограда. В основном это были люди, которые ждали угощения в кафе. Всего три месяца назад чета Вудов перебралась в эти места, поэтому не было ни друзей, ни хороших знакомых.
Этот маленький дощатый дом, где на первом этаже была забегаловка, а на втором спальня, Джонатан купил, не посоветовавшись с женой. А хотя, когда он советовался-то? Сказал однажды, что уезжает на три дня по делам. Уехал. А ей-то что? Только лучше. Времени свободного предостаточно. И так хорошо, так легко, как много лет назад. А вернулся и сказал.
- Все переезжаем.
И якобы и квартирку уже продал, и рабочих нанял ремонт делать в новом месте.
Вот уж Алевтина тогда взбесилась. Почему ее не спросил? А у нее, может быть, совсем другие планы? Что она кукла безмозглая? Она ведь живая. Живая! И у нее есть свои чувства...
* * *
Чувства... Сережа, ну как ты смог? Как ты смог предать нашу любовь? А, может, и не нашу, а только мою любовь?
Сколько дней прошло с той минуты? Что дней? Лет! А в памяти все детали. Цвета, запахи, звуки. Вот ключ повернулся в скважине, скрипнула дверь. Музыка, страстная, с надрывом. Эдит Пиаф все поет и поет о неверной любви под покровом французской ночи. А на диване Сережка и Наташка. Самые близкие, как ей казалось тогда, люди на земле. Задушевная подруга и любимый. Почему они здесь?
Почему их лица и тела распалены? И свеча. Ее до сих пор тошнит от приторного ванильного запаха...
Ей бы тогда закричать, завизжать, впиться ногтями в его обнаженную спину, плюнуть в лицо той, которой так верила и доверяла все-все секреты, а она назад-назад попятилась. Словно устыдилась всего, что увидела. И побежала.
А бежать-то куда? На вокзал. Невидящими глазами читала строки о поездах. Уехать! Скрыться! Так с сумочкой через плечо и несколькими рублишками прикатила в другой город, где ее никто и не ждал. А где ждут-то?
Комментариев нет:
Отправить комментарий