- Портрет. Профиль, анфас. Быстро, качественно, дешево!
Мазила вшивый! Лучше бы расческу купил, да причесался!
Неожиданно Махов увидел среди бледных лиц шоколадные щеки.
- А, так это же моя жиличка! Она меня заметила, но почему так перекосилось ее лицо? Спряталась за чью-то спину. Странно, обычно негритянка бойко болтала. А, как вернулась из своей занюханной Африки, стала сторониться, взгляд отводит, молчит. Что-то здесь нечисто. Нужно докопаться до причин изменения поведения черномазой. Компроматец никогда не помешает. - Махов развернулся и, прячась за спинами прохожих, пошел за Франсуазой.
Она же, довольная, что комендант-разбойник ее не заметил, вздохнула с облегчением и продолжала намеченный путь. Сначала зашла в пункт обмена валюты.
Махов злился, что в маленьком помещении маячил лишь бугай-охранник. Значит, войти незамеченным не удастся и следовательно, он не узнает какую сумму поменяла негритянка. Франсуаза вышла, улыбаясь. Она предвкушала удовольствие от похода в магазин игрушек. Очень ей хотелось порадовать Настиного сынишку.
В детском отделе, как всегда, царило оживление. Ребятишки с восхищением взирали на полки, заставленные куклами и машинками. Их родители озабоченно интересовались ценами, борясь с искушением. С одной стороны очень хотелось угодить своему чаду, с другой – жалко было отдавать за безделку сумму, на которую можно было купить несколько килограммов мяса.
Франсуаза выбрала белоснежного медвежонка, потом стала рассматривать кукольные мордашки. Продавщица с белыми распущенными волосами и густо намалеванными ресницами с любопытством разглядывала негритянку.
- Вам, наверное, такая понравится? – блондинка, поднявшись по лесенке, достала с верхней полки коробку. Ловко вскрыв картонку, девушка извлекла куклу-негритянку.
- Ах! – всплеснула руками Франсуаза. – Какая милашка! Откуда в страну бледнолицых прибыло это кудрявое чудо?
Франсуаза прижала резиновую куклешку к груди. Если бы не любопытный взгляд продавщицы, она бы расцеловала игрушку. Так живо кудрявая красавица напомнила ей детство.
- Покупаю!
- Но она дорогая! – в светлых распахнутых глазах продавщицы по-прежнему горел огонек бабского интереса. Вот уж будет, о чем посудачить сегодня с подружками!
Махов, наблюдавший эту сцену, чуть не подавился от смеха. Он и не представлял раньше, что такими страхотными бывают куклы. Но, когда одна чумазая прижимает к себе свое резиновое подобие, тут ржать, да ржать.
После магазина игрушек Франсуаза зашла в кондитерскую. Здесь она хотела купить что-нибудь вкусненькое, персонально для Зинки. Понравилась ей эта бабенка. Своим темпераментом, открытостью Зинаида напомнила негритянке женщин родной стороны. Странно, что она белокожая!
Махов с удовлетворением хмыкнул, когда понял, что со всеми покупками Франсуаза направилась в сторону, противоположную общежитию.
- Вот и накрою у хахаля. Черный он или белый? – Махов поморщился. Как он презирал все эти, придуманные мелкими людишками страсти, любовь-морковь!
Франсуаза шла через пустырь, напевая.
- Эй, Фро! – из окошка киоска выглянула круглолицая девушка.- Насте привет передавай. Может, купишь, что у нас? Помоги план вытянуть.
- Ну, уговорила. Две бутылки минералки, - Франсуаза замешкалась, - бутылку пива, самого лучшего.
Отчего-то ей хотелось побаловать, как ребенка, грубую с обветренными руками женщину. Она уже знала, что Зинаида отсидела срок за убийство мужа, изувечившего маленькую дочь. «И правильно сделала»! – глаза Франсуазы сверкали гневом, когда директриса поведала шепотом историю своей подруги.
Возле неприметного, двухэтажного здания, обнесенного невысоким заборчиком, негритянка покрутилась волчком, подняв руки к небу, что-то страстно произнесла.
- Чокнутая! – подумал Махов, - может, бога любви призывает.
Девушка постучала в дверь и почти мгновенно исчезла.
Махов подкрался к крыльцу. «Дом ребенка». Эту вывеску он прочитал три раза.
- Вот хитрюги, черномордые. Как замаскировали Дом свиданий. Ну, я им сейчас устрою шмон, - он резко стукнул три раза по хлипкой дощатой двери.
Вслед за тяжелыми шагами раздался грубый женский голос:
- Кто там еще ломится?
- Милиция! – злобно рявкнул Махов.
Дверь распахнулась. Невысокая, широкая в бедрах женщина, набычившись, смотрела исподлобья.
- Чего надо? – недружелюбно спросила. – Документ покажи.
- Тля, - возмутился про себя Махов, - еще перед такой тварью расшаркиваться, в карман за документом лезть.
- Необходимо провести осмотр помещения, - произнес он мрачно, медленно раскрывая красную книжечку, по которой он значился внештатным сотрудником милиции.
Женщина, сплюнув себе под ноги, брезгливо поморщилась.
- Дай, поближе разгляжу.
Махов протянул руку:
- Зенки-то разуй!
И вдруг лицо женщины побагровело.
- Ах, ты, ублюдок, нашел меня!
Махов еще ничего не понял, что случилось, почему баба, как мегера, взвизгнув, вцепилась в его шевелюру. А, когда седой пышный парик оказался у Зинки в руке, она яростно заматерилась. И не медля ни минуты, схватила мужика, растерявшегося на какой-то миг от неожиданности, и впихнула его в чулан-кладовку, где хранились метлы, тряпки, еще какая-то хозяйственная утварь. Щелкнув задвижкой, Зинка злобно прошептала:
- Будешь стучать, орать, я настоящую милицию вызову. Пусть разберется, как это Вовка Ложкин стал Львом Маховым, и зачем он, лишаем порченую, голову чужим волосом покрывает?
По-прежнему, Ложкин ничего не понимал. Он сидел тихо, стараясь в темноте разглядеть, что его окружает. В висках стучала лихорадочно кровь. Откуда эта короста его знает? Сколько ни силился, не мог вспомнить, где и когда судьба сводила его с этой толстозадой коротышкой.
Зинка не могла успокоиться. Закурив, она подошла к двери чулана и яростно прошептала.
- Слушай, крыса бесхвостая, параша вонючая! Ручонку-то твою с рисуночком я на всю жизнь запомнила. Гришка-козел пристрелил твоего кобеля, нужно было и тебя до кучи. Меньше грязи на земле бы было.
Ложкин поднес к глазам руку. Давняя татуировка ему самому примелькалась, словно ее и не было. «Дурак, теперь ты меченый»! – как хлопок, над ухом прозвучал из прошлого хриплый голос надзирателя Григория Антипова. Потом всплыл в памяти размытый образ толстозадой зэчки. Силуэт на картофельном поле. Собака вспомнилась, крупная морда, мягкие лапы. Но ни одна эмоция не шевельнулась в душе, где давно уже царил ледяной мрак.
- Во влетел! – от бессилия Ложкин сжал кулаки.
Что делать? Если рассудить здраво, в милицию баба не сунется. Он хорошо знал психологию тех, кто отмотал срок, легавые для них страшнее чумы. Значит, нужно искать путь, чтобы выбраться из каморки.
Ложкин, пытаясь не шуметь, стал, крадучись, передвигаться по чулану. Неожиданно возле одной из стен он услышал голоса. Звуки доносились откуда-то сверху. Ложкин перебрался поближе. Глаза уже привыкли к темноте, и он смог разглядеть, что отверстие для вентиляции было заделано ветошью. Пока вытаскивал пыльные тряпки, раз десять чихнул, чертыхаясь и матерясь.
- Мы провели расследование и выяснили следующее.
Комендант узнал голос белобрысой жилички, соседки негритянки. Настя говорила отчетливо, как учительница, на диктанте.
- Мадам Дюваль, сообщаем вам, что ваш наследник действительно проживает в Санкт-Петербурге. Но он носит фамилию не вашего деда, Андрея Шеромыжника, а, если можно так выразиться, живет под творческим псевдонимом. Итак, Борислав Андреевич Любимов, родившийся двенадцатого апреля одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, проживающий в детстве в Тихвинском районе, в деревне Алексеевка, по улице Луговой, дом один, перевезен после смерти няни Голубевой Зои Феофановны в Ленинград, в квартиру отца, на улицу Моховую. Сейчас живет на Васильевском острове. Борислав Андреевич работает преподавателем французского языка. Он очень милый, воспитанный человек. Когда мы сообщили ему о том, что в Ницце проживает его кровная родственница, представьте, он нисколько не удивился и сказал, что готов поехать в самое ближайшее время.
К этому письму мы прикладываем фотографию Борислава. Конечно же, мадам Дюваль будет интересно посмотреть на своего внучатого племянника.
- Добавь еще, что Франсуаза, то есть я, ждет дальнейших указаний. Да, наверное, нужно еще что-то добавить про бандитов из общаги.
Заплакал ребенок. Девушки замолчали.
- Не может быть, - Ложкин стоял, ни жив, ни мертв. – Кто ошибся? Он или эти проныры? Как она там вещала? Любимов… Неужели? Но год рождения не тот, что указан в объявлении. Где потерялся десяток лет? При переводе или все перепутала старая французская перечница? Как там по-французски – семьдесят девять? – Ложкин наморщил лоб. – Ну, конечно, сначала идет цифра шестьдесят потом к ней прибавляется десять, а потом уже следующие цифры. – Ложкин заскрежетал зубами.
Перед глазами встал образ чудаковатого преподавателя, гоняющегося за кошками. Ложкин от отчаянья громко высморкался прямо себе под ноги.
-Этот ненормальный переводил мое письмо, я ведь его не проверил? Бежать к нему, срочно! Мало ли что он мог там накарябать!
Пленник с грохотом прыгнул к двери, и, что есть силы, шибанул по ней ногой.
- Сиди, не рыпайся! – прикрикнула Зинка, - я еще не придумала, какую муку тебе нести. Хочу, чтобы ты всю свою поганую жизнь Зинаиду Веселову вспоминал, как я тебя!
- Милая дамочка! – Ложкин вложил в обращение всю имеющуюся в наличии нежность. – Пойми, я ведь тогда еще пацаном был. Знала бы ты, как я пострадал. Остался без дома, без матери. Ну, понятное дело, связался
со шпаной. Они, гаденыши, меня подставили. На нарах провел несколько лет. Сама знаешь, что эта была за житуха! Как меня обижали! Никому не пожелаю. Теперь вот гнилой стал весь насквозь. Почки, печень, желудок – все поражено. Ох! – Ложкин убедительно застонал, - вот сейчас язва сжигает все внутри. Умоляю, дай глоток воды. Ты не бойся, я всю ночь готов ждать твоего решения. Виноват перед тобой. На коленях готов просить прощения. Я ведь действительно шел по заданию, да видно, адрес перепутал. А, может, судьба и привела, чтобы покаялся перед тобой, - в голосе мужчины слышались слезы отчаянья.
Пораженная до глубины души, Зинка замерла. Не ожидала женщина таких сердечных слов. Может, и правду говорит мужик? Тогда малолеткой был, чего понимать-то мог? Не зверь же она, в самом деле? Отказать в стакане воды! А вдруг он помрет от приступа?
В последнее время мир Зинаиды был чист и ясен. Вокруг детишки, воспитательницы, как ангелы нежные, что Настя, что Наталья. Конечно, они бы пожалели горемыку.
Зинка налила в стакан кипяченой воды из графина. «Может, что еще в аптечке посмотреть»? – мелькнула озабоченная мысль. Женщина открыла дверь, протянула стакан.
- Получай, тварь грязная! – кулак, отмеченный синей татуировкой, опустился ей на голову.
Зинка ойкнула и осела, как тяжелый мешок. Ложкин пнул женщину поддых. Стянув тряпку из ведра, запихнул бесчувственной женщине кляп. - Чтобы не сразу заорала. Хорошо бы еще связать руки и ноги, да некогда, спешу! – он плюнул Зинке в лицо. – Кто кого помнить будет, короста?
Комендант с грохотом открыл входную дверь и побежал в сторону метро. Окошечко освещенного киоска приоткрылось. Круглолицая продавщица решила, что к ней спешит покупатель.
- Пиво, сигареты или еще что-нибудь? – уставшая от молчания девушка
рада была перекинуться с кем-нибудь парой словечек.
- Телефон имеется у тебя? – рявкнул Ложкин. Он знал, что в таких захолустных ларьках, хозяева снабжают продавцов мобильниками.
Круглолицая отрицательно покачала головой.
- Врешь! Я из милиции, насквозь тебя вижу, а ну отопри дверь, не то взломаю.
Испуганная девушка двигалась, как деревянная кукла. Звякнула щеколда.
Так и есть, новый телефон лежал рядом с книгой. Ложкин, не раздумывая, схватил трубку и побежал, набирая на ходу номер.
- А что я хозяйке скажу? – плаксиво проговорила девушка.
- За грехи нужно платить, а ты врешь, покупателей обсчитываешь, завтра вашу шарашкину контору прикроют, - заявил безаппеляционно. – Считай, что я тебя уволил.
Девчонка всхлипнула.
Мобильник преподавателя- кошатника отозвался мгновенно.
- Кто это? – истошно прокричал Борис. – У меня горе.
- Куда ехать? – без обиняков и вежливых представлений прохрипел Ложкин. Выслушав адрес, прогудел: - Будь спок. Скоро буду!
Как назло, улица, словно вымерла. Ни одного таксомотора. Наконец, возле голосующего Ложкина остановился на раздолбанной семерке седой старик.
- Жми, шеф, не поскуплюсь! – приказал Ложкин, подумав про себя, что нужно обязательно засечь номерок машины, да позвонить в налоговую инспекцию. Пусть поинтересуются, чем дышит предприниматель.
Машина старика, несмотря на внешний убогий вид, двигалась мягко и легко.
- Я сам свою кормилицу ремонтирую, - гордо сообщил водитель. – А физиономию специально ей подпортил, чтобы не привлекала внимания. Машина, как и женщина, чем страшнее внешне, тем спокойнее жить, никто не позарится.
- Тоже мне философ! – хмыкнул Ложкин, решив рассчитаться со стариком зелеными фальшивками. Нужно же от них избавляться!
Но дед заартачился.
- Не привык и привыкать не хочу к ненашенским деньгам.
Ложкин вытащил горсть мелочи и брезгливо высыпал в руку водителя.
- Тогда любимые русские посчитай!
Тут же резко притормозила новая Волга, из нее выскочил преподаватель. Вид у него был, как у сумасшедшего. Лицо белое, глаза лихорадочно блестели, рот перекошен.
- Добрый вечер! – учтиво поклонился Ложкин. – Вы меня не узнаете?
Но Борис ничего не слышал. Задыхаясь, он прошептал: «Там»! И побежал вглубь дворов. Ложкин едва поспевал за светлым плащом.
Над длинным дощатым строением курилось едкое облако дыма. В одном из окон сверкало пламя пожара.
- Сейчас пожарные приедут! – баба в молодежных джинсах-клеш в ужасе бегала по невидимой дорожке.
- Где мои крошки? – Борис с исказившимся лицом приблизился к женщине.
- Там, - она ткнула пальцем в сторону пожара.
- Спасать, живо, приказываю! – он рванулся во внутрь.
- Стой! Куда ты? – Ложкин схватил полы длинного плаща.- Ты знаешь, что ты богат, и тебя ждет старуха во Франции?
- О чем вы говорите? – Болюнчик повернул сморщенное от страданий лицо. Он явно не понял смысла слов Ложкина. – Спасти нужно крошек от мучений.
- Я помогу! – комендант геройски выкатил грудь, - только скажи, возьмешь в долю?
- Все отдам за жизнь моих любимиц.
Оба мужчины уже были внутри, когда рухнула крыша. Женщина закричала. Пожарная машина прибыла через двадцать минут.
А в это время Настя с Франсуазой приводили в чувство Зинаиду.
- Спасибо богу, что дал мне хорошие уши, - Франсуаза гладила по голове, лежащую на кровати женщину.- Я сразу услышала много непривычных звуков: мужской голос, чужие шаги. Дверь хлопнула, словно выстрелила. А потом, когда ты упала…
- Ох, гад! Девчонки голова раскалывается! – стонала Зинка. – Но теперь я бы точно его своими руками задушила. Это нужно же было рассиропиться от слов его змеино-лживых, - Зинка скрежетала зубами от бессильной ярости. – Но для чего он приходил? Зачем я ему нужна? Я ведь его случайно узнала. Вовка Ложкин – гаденыш из зэчного поселка. Постойте, у него в удостоверении другая фамилия была. Но, какая, хоть убейте, не помню. Парик! Я у него с головы содрала парик. Настя посмотри там, в коридоре.
- А фамилия его – Махов Лев Львович, - заявила Настя, брезгливо держа в руке знакомую седую шевелюру.
Франсуаза вскрикнула:
- Я тебе говорила, они бандиты. Теперь я поняла, он выследил меня. Он шел за мной, но, как я могла не почувствовать!
- Ясно почему, - усмехнулась Зинка, - он ведь срок отмотал. А там, всему научат.
- Так, - объявила Настя, - завтра же утром собираем вещи и съезжаем из общежития. От людей, связанных с криминалом, нам нужно держаться подальше.
- Девчонки, а давайте, его замочим, - Зинка не могла успокоиться.
- С ним Бог расправится, - неожиданно глубокомысленно произнесла Франсуаза.
Утром, проходя через пустырь, девушки удивились, что киоск, где
работала их знакомка, был наглухо закрыт.
Серое здание общежития выглядело мрачным.
- Страшно входить! – Франсуаза вся передернулась, словно съела огромный лимон без сахара.
- Сохраняем спокойствие и делаем вид, что абсолютно ничего не знаем, - подала голос разумная отличница.
За столом сидел Славик и рядом, как всегда, крутился длинный Санька.
- А я соскучился! – он смотрел обожающим взглядом на Франсуазу.- Можно твою горячую ручку подержать?
- Пусти! – с возмущением произнесла негритянка парню, загородившему ей дорогу. – А не пущу, пусть сначала твоя подружка попляшет, ей письмо пришло.
Славка безучастно наблюдал за происходящим. И чего пацан так кривляется перед этими девчонками? Других же не задевает? На пятом этаже тоже темнокожие студентки живут. Неужели все люди так смешно и нелепо выглядят, когда влюбляются?
- Где расписаться? – спросила Настя. – Письмо мне Саша отдал.
Славик открыл журнал, который уже давно завел комендант, чтобы отслеживать студенческую корреспонденцию. Некоторые письма он, бывало, беззастенчиво вскрывал. « У нас в стране – цензура»!
- Вас Славиком зовут, а фамилия – Шеромыжник и жили вы на улице Таврической? – неожиданно спросила Анастасия.
- Да, - парень поднял удивленное лицо, - но откуда такая информированность?
- Я вспомнила, вспомнила, - просияла Настя. – Я ведь, когда в первый раз вас увидела, долго мучалась от мысли, почему мне кажется, что я где-то вас встречала. Таким знакомым показалось мне ваше лицо.
- И где же? – Славка лениво поинтересовался, - наверное, телевизор приходил ремонтировать?
- А вот и нет. Представьте себе, я видела ваше лицо на фотографии. Только на ней вы, как бы помягче выразиться, немного поплотнее, да и с другой прической.
- Хм, и на какой Доске почета я красуюсь? – попытался сыронизировать парень.
- Да, ну вас. Я с вами серьезно, - Анастасия задумалась, словно размышляя, продолжать дальше разговор или не стоит. – Нет, я все-таки должна сказать. Вы ведь знаете Светлану Аристархову? Так вот, она вас по-прежнему любит, и еще, еще у вас растет замечательный сын.
- Что, что ты сказала? – Славка вскочил. – Повтори, еще раз, прошу тебя.
… - Девчонки, что вы все время грустите? – Тамарка, самая толстая в палате, жевала булку с маком. – Разродились, радоваться нужно. Молоко нагуливать. Оно же у вас невкусным будет.
- Тома! Тома! – раздалось под окном.
- Ну, вот опять мой явился! Скучает, - заявила гордо. – Мы с ним только на эти четыре дня и расстаемся, пока я в роддоме, а так везде рука об руку ходим. Третьего родила, а любовь еще крепче стала.
К Насте приходила только Франсуаза. Она приносила фрукты, воду, весело щебетала об общежитских новостях.
- Вырастим, не переживай, - шептала Насте в ухо. – Потом ко мне поедем. Я уже родителям письмо накатала. Они нас ждут.
Настя благодарила подругу, еле сдерживая слезы. Даже ей она еще не сказала, что рожденному младенцу врачи поставили неутешительный диагноз.
Рядом с ней, на соседней койке лежала светленькая хрупкая женщина. Она не принимала участия в общих женских разговорах, о мужьях, диетах, не заговаривала с медсестрами. Молчала весь день, а ночью плакала. Однажды Настя и проснулась от этих горьких всхлипов. Молодые женщины слово за слово и разговорились. Прошептались всю ночь.
Анастасия поведала свою историю. Ее приезд в город мечты, житье в доме художника, его пьяная любовь. А Светлана в свою очередь рассказала о своей любви, о коротком счастье, и о том, как любимый отказался от нее.
Утром, когда принесли малышей на кормление, Светлану попросила ночную подружку объективно сказать, похож ли сынок на ее, горячо любимого Славика.
- Вылитый! – убедительно произнесла Анастасия, нисколько не покривив душой.
Малыш, чмокающий у нежной груди, был точной копией человека с фотографии.
- Я счастлива, - прошептала Светлана.
- Ты ему простила все? – удивилась Настя.
- Я об этом не думаю, я просто его люблю. А сейчас еще сильнее, он подарил мне свой живой портрет. Я и сына назову его именем. Славик, - она произнесла и улыбнулась.
Настя вздохнула. Ее сердце не изведало ни сладкой истомы, ни горьких мук от любви. Была только нежная жалость к существу, которое появилось на свет, и у которого, кроме нее, никого не было на всей огромной земле.
Светочку выписали через неделю. Мальчик родился крепким, да и молодая мама справилась с задачей деторождения прекрасно. У Насти все было сложнее. Она провела в больнице несколько месяцев. А потом, по настоянию врачей, Ванечку определили в Дом ребенка, куда Анастасия и устроилась работать. Об этом Славику она, конечно, рассказывать не стала.
- И что дальше? – Славка умоляюще смотрел на девушку.
- Дальше? Мы переписываемся, вот и сегодня письмо я получила от Светы. Оно и высветило в памяти нужный уголок.
Славка жадно уставился на конверт.
- Ну, хоть разреши на буковки взглянуть, - потом вдруг спохватился, - но она же замужем.
- Была, - спокойно ответила Настя. – Она расписалась с человеком из интерната инвалидов, для того, чтобы у него была постоянная прописка в городе. Я знаю его. Вячеслав Иванович, очень достойный человек. Помогает Светланке до сих пор. Он, молодец, издает газету для инвалидов. Кстати, и живет он на Тверской, в квартире Светланы.
Перед глазами Славика поплыли образы из прошлого. Кухонька с крашеными стенами, узкий диванчик у окна, ландыши в дешевенькой вазе. И над всем этим глаза, милые, любимые, глаза бирюзового цвета.
- Что же ты молчала раньше? – он готов был расцеловать эту серьезную девушку.
- Честно признаться, я никак не могла связать воедино того примерного маменькиного сыночка и этого человека, связанного с криминалом. Ой! – Настя испугалась сама, что у нее вылетело неосторожное слово. – Где ваш главарь-то?
Славик нахмурился.
- Если ты имеешь в виду коменданта, то мы и сами не знаем. Как ушел вчера утром, так до сих пор не появлялся.
- А нам и без него хорошо! – Санька проводил Франсуазу до двери, вернулся и счастливый сообщил, - я ей дверь открыл, сумочку занес. Она в этот раз не сердилась, даже немножко улыбнулась.
Влюбленные Санькины глаза уже не раздражали Славика.
- Слушай, я вынужден срочно уехать. Если седой хрыч появится, скажи ему, что чихал я на его Францию, и деньги старухи мне не нужны. Пусть себе все заберет.
- А как же я, - заканючил Санька.- Я один пропаду.
- Верно. Тебе оставаться здесь нельзя. Поедем на Таврическую, это мое законное жилье. Выгоним квартиранта, там ты и поживешь.
Настя прислушалась к разговору.
- Ребята, мы тоже хотим уехать из общежития. Нет ли у вас знакомых, кто
сдает жилье?
- Есть! – мгновенно откликнулся сметливый Санька. Поедем все вместе на Таврики. Там, такая классная комната. Закачаешься, как увидишь.
- Неплохой вариант, - задумчиво произнес Славик. – Нам всем на сборы ровно час. Нужно успеть до возвращения коменданта.
- Да, мы ему не рабы! – звонко выкрикнул довольный предстоящими переменами Санька.
Антиповна очень удивилась, когда на пороге квартиры увидела живописную группу с чемоданами. Саньку она вспомнила сразу, а вот девочки? Одна, ладно, беленькая, славная. Взгляд открытый, честный. Такая бы подошла Славику в женки. А подружка ее? Уж больно черна.
- Славочка, - поинтересовалась осторожно старая женщина, - вы, что же все вместе в одной комнате ютиться будете?
- Нет, Антиповна! Лично я уезжаю, жена меня с ребенком ждут.
Старуха аж от удивления рот забыла закрыть.
- Когда ж ты успел?
- Вы Лану мою помните?
- А то, я на память крепкая. И Азочку хорошо помню, словно вчера с ней на кухне толклись бок о бок у плиты.
- Так вот, я квартирантов выгоняю. Седой появится, сразу милицию вызывайте. Он здесь никто, и звать его никак.
- И то верно. Темный он человек. Глаза волчьи, разговор мутный. Лучше бы, чтобы его здесь не было. А вот по поводу девочек, пусть они в твоей комнате живут. А Саньку я к себе возьму. У меня две смежные комнатки. Получится, что у парня будет свой уголок.
Славик уже ее не слышал.
- Ладно, ладно, разберетесь сами. Не маленькие…
Побросав в спортивную сумку какие-то вещицы, Славик рванул на вокзал. Все сложилось, как нельзя лучше. И билет купил, и поезд ждал недолго.
- Моя станция в пять утра. На себя не очень надеюсь, разбудите, ладно? – попросил проводницу.
Та согласно кивнула.
- Непременно. Это же наша работа – комфорт пассажирам создавать. Вы спокойно спите, а я вахту несу! – заключила гордо.
В купе два мужика яростно спорили о политике, смачно закусывая солеными огурцами водку. За стенкой кричал ребенок. Где-то бренчала гитара. Ничего не раздражало Славика. Все казалось милым и приятным. Он едет к Лане! Она ждет его! С этими сладкими мыслями и заснул.
Проснулся он внезапно. Вагон храпел, посапывал, досматривая ночные сны. Он еще не посмотрел на часы, но откуда-то изнутри пришел сигнал тревоги: проспал! Словно сто ос вонзились в тело. Соскочив с верхней полки, он прямо в носках побежал по коридору.
- Ну чего ты колошматишь? – проводница с опухшим со сна лицом, недовольно щурилась. – Какая тебе станция нужна? А, так уже проехали.
- Я же вас предупреждал? – Славка боялся, что расплачется сейчас перед этой равнодушной теткой.
- Предупреждал! – передразнила проводница, - вас много, а я одна. Забыла, закемарила чуток. У меня давление ниже нормы.
- Я стоп-кран сорву! – зло прошептал Славка.
- Ну и дураком будешь. Посреди леса выйдешь, пешком по грязи пошлепаешь. Как человеку, говорю, дождись Архангельска. Там с вокзала автобусов по всем направлениям полно.
Славка поплелся в тамбур. Здесь было холодно и шумно. Он опустился на корточки и стал горячо шептать:
- Я все равно тебя найду, найду, найду!
Проводница, как в воду смотрела, Славик выяснил на вокзале, что есть маршрут автобуса, который следует прямехонько в поселок, где живут
Аристарховы. Только отправляется он ближе к вечеру. Всего один-единственный рейс. Впереди был день. Ночное отчаянье испарилось. Ликующая радость пузырилась внутри, как в бутылке праздничное шампанское.
Ему нравился город, не суетный, со спокойным достоинством. В маленьком кафе Славик не спеша попил чаю с бутербродами. Официантка, светленькая, вся, словно пупсик, отмытая, ласково поинтересовалась:
- Приезжий?
- А, что у меня табличка на лбу?
- Да нет, - засмеялась девчонка, - сумка большая. - Она же объяснила ему, как добраться до переговорного пункта. – Заблудитесь, так вам подскажут. Поморы – народ отзывчивый.
Осенний день был свеж и светел. Славка с удовольствием брел по незнакомой улице. На душе давно уже не было так легко. Он даже поймал себя на мысли, что вот эти часы ожидания автобуса имеют свое особое очарование. Раньше ему ждать было нечего. Была впереди пустая бесконечность. А сегодня – все иначе. Вечером он увидит ту, без которой, словно бы и не жил все эти годы.
С улицы он свернул на тропинку, петляющую среди берез. Прямо рощица посреди города, красота! Под кроссовками шуршали, будто шептались старческими голосами, желтые листья.
Навстречу торопилась девчонка. Джинсы, короткий плащик, волосы в хвост на затылке схвачены.
- Не может быть! – он остолбенел. – Лана!?
- Славик! – она, словно и не удивилась, что они встретились здесь, в чужом городе. – Славик, - она прижалась к нему и всхлипнула, - папа умер. Я приехала навестить его, гостинцы привезла, а на кровати свернутый матрас, - она еще громче заплакала.
- Ну, будет, будет тебе, - он гладил ее по голове, и перед глазами вставали
картинки из прошлой жизни, как он играл с Евсеем Евсеевичем в шахматы, как чинил инвалидную коляску.
- Что тебе сказали в больнице? – Славик никогда не сталкивался с подобными хлопотами.
- Дали адрес похоронного агентства, - Лана достала из сумочки листок бумаги. – Вот, там все – гробы, венки, так страшно…
- Пойдем! – произнес он твердо.
По дороге Славик, словно невзначай спросил:
- Сына с кем оставила?
- С Галей, она сутки работает, трое отдыхает. Мальчик у нас небалованный.
Она сказала « у нас», и Славик был уверен, что имела она в виду, себя и его. А, как же иначе! Разве есть более близкие люди, чем мать и отец. А, когда на скользкой тропинке, Светлана взяла его под руку, Славику показалось, что они и не расставались, а все время жили вместе.
Потом было много дней, переполненных печальными хлопотами и делами, похороны, поминки, грустные разговоры и слезы прощания. Но было и другое, Славик поначалу и не понимал, что это за острое ощущение поселилось в груди. Пока однажды он сам себе не сказал: «Я живу!». И это обозначало то, что он не проходит через дни, недели бесчувственным манекеном, роботом в человеческом обличии, а проживает каждое мгновение бытия сердцем.
- Ты, пожалуйста, не уезжай никуда, - четырехлетний Славик, черноглазый и шустрый, - крепко держал Славку большого за руку. – А то соседский Петька меня обзывать опять будет «Безотцовщиной». Я бы врезал ему, да мамка не разрешает драться.
Мальчишка не желал расставаться с отцом ни на минуту. Он с восхищением наблюдал, как Славик строгал, пилил, что-то ремонтировал. Дел в доме без хозяина накопилась уйма.
- Как Павлика в армию проводили, Светка закрутилась вовсе, - тетка Галя
строго смотрела на Славика. – В деревне без мужика туго живется. Огород, скотина. Как бы ты опять в город от трудностей не убежал.
- Разве ж это трудности, - хмыкал Славик, пересыпая картофель из ведер в деревянный ларь. – Трудно, когда в сердце ледяной мрак, а когда солнце светит, все в радость.
- Да, осень нынче загляденье, - пожилая женщина щурилась в небо, не подозревая, что Славкино солнышко крутится возле плиты, выпекая блины.
Молодые решили, что через год обвенчаются в маленькой старинной церквушке на веселом пригорке. Но Светлана попросила об одном условии, непременно съездить в гости к Славиной матери, чтобы получить от нее благословение.
- Конечно, - соглашался Славик. – Теперь все будет иначе, и времена другие, а самое главное, я другой.
- Да, какой же другой, - улыбалась Лана, - по-прежнему самый любимый и желанный.
На улице Таврической дела складывались тоже не самым плохим образом. Когда Анастасия объявила Сулейману, что настоящий хозяин комнаты отказывает ему в аренде, сириец даже обрадовался. Он уже и сам не понимал, зачем понадобился ему этот угол, за который ежемесячно приходилось выкладывать кругленькую сумму. С его девушкой Наташей произошли странные перемены. Однажды Суля зашел в Пассаж и очень удивился, что в обувном отделе на месте Наташи стоит полненькая брюнетка с игривыми глазами.
- Что вам угодно?- ласково проворковала продавщица, заметив респектабельного молодого человека, направляющегося прямо к ней.
- А где Наташа? – наивно поинтересовался влюбленный мусульманин.
Лицо брюнетки из хорошенького вдруг превратилось в отталкивающее.
- Ее уволили, за аморальное поведение в быту, и еще она воровка, ваша
Наташа, ушла из отдела в новых, дорогих туфлях. Свои стоптанные и потные под прилавок бросила. Вот уж доберется до нее наша хозяйка.
- А где ее можно найти? – Сулейман чувствовал, что ничего подобного не могло произойти с его милой, простодушной подругой.
- Где, где? На панели.
- Я не очень понял.
- Ой, иди отсюда побыстрее, а то и меня, по твоей милости, уберут. Скажут еще, что контачу с иностранцами.
Сулейман расстроился, но еще больше он огорчился, когда увидел Наташу, стоящую на обочине дороги в короткой юбке, длинных сапогах и кофточке, из-под которой торчал голый живот. Она зазывно помахивала проезжающим автомобилям. Через десять метров стояла еще одна, очень похожая на Наташу девушка, потом еще и еще.
- Вон, они, ночные бабочки, вылетели за клиентом! – водитель посигналил одной из них и подмигнул.
Та в ответ сплюнула и выматерилась.
- Езжай, езжай мимо, с такой шелупонью не водимся!
Вот и получалось, что Сулейман в новом жилье тосковал один. Новую учительницу русского языка он еще не присмотрел. Поэтому он охотно собрался и переехал в свою комнату, где без него скучал земляк.
В университете начались занятия. Франсуаза и Анастасия уходили рано.
Санька весь день занимался ремонтом всевозможной техники. Он вновь отремонтировал трехпрограммник Антиповны, настроил ее старый телевизор и даже смонтировал пульт управления. Это новшество особенно обрадовало старую женщину.
- Я нынче, точно королева, возлежу на подушках и на кнопки нажимаю. Хочу сериал смотрю, а надоест, щелкну и передо мной уже новости. Красота!
Соседи быстро разузнали, что в седьмой квартире поселился мастер. И
началось. Кто тащил сломанный магнитофон, кто лампу настольную.
Антиповна поток посетителей решила упорядочить.
- У парня руки золотые, это верно. Но ему и кушать нужно, да из одежки справить кое-что, так что хватит расплачиваться морковками, да конфетками, у нас есть ценник.
Расторопная старушенция не поленилась и съездила в ремонтную мастерскую, где переписала все расценки. Жульничать она не умела, поэтому все цифры, показавшиеся ей очень высокими, урезала.
- Наш бизнес процветает! – радовался Санька, когда вечером Антиповна, надев очки и сделав строгое лицо, пересчитывала трудовые десятки.
- Вот смотри, Санек, в конверт складываю, потом под матрас. Там твои сбережения надежнее, чем в банке лежат.
По вечерам Санька, как правило, шел в комнату к девчонкам. Они вместе пили чай, балагурили. Иногда Франсуаза говорила:
- Ну, готов, ученик, заниматься? Кто-то клялся, что выучит французский язык.
- И выучу! – парень начинал повторять французские словечки, при этом строил рожи и гримасничал. И они оба, учительница и ученик, хохотали впокатку.
Франсуаза привыкла к Саньке, и он уже ей казался милым и симпатичным. Санька же крепче и крепче влюблялся в негритяночку. Ему нравилось в ней все: пружинки волос, большие выпуклые глаза, пряный запах кожи. Однажды он даже ей шепнул на ушко:
- Подрасту еще чуть-чуть и женюсь на тебе. Пойдешь за меня?
- У тебя паспорт есть, жених? – совсем не сердито, а ласково поинтересовалась Франсуаза.
- Через месяц получу, - солидно ответил Санька.
- Вот тогда и поговорим! – и опять они хохотали, как сумасшедшие.
Как-то в выходной день в квартире раздался телефонный звонок.
Длинный и пронзительный.
- Междугородняя, - встрепенулась Франсуаза и понеслась к аппарату, который был прикреплен на стене в длинном коридоре.
- Алло! Это Париж. Фросенька, это ты? Очень приятно, а это Лидия. Не забыла еще? Сообщаю, что письмо ваше получили. Фотографию очень долго рассматривали. Очень милый молодой человек. Мадам Дюваль нашла портретное сходство с дедом. Так, что сейчас оформляем документы для приезда в Россию. Обе волнуемся. Я столько лет не была на родине. Узнаю ли, узнает ли она меня? А мадам, так вообще трясется от страха. Ее все беспокоит, русский мороз, коммунисты, белые медведи, - Лидия рассмеялась. – Это я шучу, а, если серьезно, то можете передать Бориславу Андреевичу, что к нему едет его французская тетушка. Думаю, недели через две прилетим. Точную дату сообщу попозже. А пока большой привет Анастасии.
Франсуаза вернулась в комнату немного озадаченная.
- Настя, звонила Лидия. Они скоро приедут.
- Вот и хорошо. Нужно навестить наследника.
- А куда пропал наш комендант?
- Непонятная история, в ректорате все удивлены. Он исчез, не написав никакого заявления. Пока назначили временного человека на место Махова. Ладно, давай-ка собираться, да пойдем, навестим Борислава Любимова.
Они долго звонили в дверь. Наконец, щелкнул замок и на пороге возник лохматый бледный человек.
- А можно нам увидеть Любимова? – вежливо поинтересовалась Настя.
Мужчина мрачно кивнул.
- Проходите!
В комнате царил полумрак. На тахте, под шелковым одеялом спал человек. Темные волосы растрепались по подушке. Лицо спокойное.
- Зачем вы? – прошептала Настя, - он отдыхает, мы не будем его
тревожить.
- Болюнчик, Болюнчик, ну слышишь, к тебе барышни пришли. Ты ведь так хотел поехать во Францию.
- Не будите его, - Франсуаза с ужасом смотрела на незнакомца.
Но тот, словно не слышал ее слов, он подбежал к тахте, откинул легкое одеяло и схватил на руки спящего, одетого в кокетливую пижамку с рюшечками.
- Просыпайся, мой мальчик! – он начала кружиться по комнате, напевая вальс « Под небом Парижа».
Настя и Франсуаза спустились по лестнице в молчании. У подъезда стояла румяная женщина. Глаза ее смеялись, хотя губы изображали горестную складку.
- Видали, да? Он свихнулся. Как профессор сгорел, он куклу-копию заказал. И теперь тетешкается с ней.
- Простите, вы сказали, что кто-то сгорел. Вы имели в виду Любимова.
- Да, вот читай, я всем показываю, - дворничиха вытащила из кармана фартука засаленную газету. Одна информация была жирно обведена красным фломастером.
«За прошедшие сутки пожарный наряд выезжал трижды по тревожным вызовам. В результате неосторожного пользования электроприборами сгорела деревянная постройка, в которой размещался приют для кошек.
Служащая предприятия, пострадавшего от пожара, рассказала, что вызванный срочным звонком директор ООО «Кошачий дом» Любимов Б.А, бросился в горящее помещение для того, чтобы спасти несчастных животных. За ним вбежал неизвестный мужчина, невысокий, крепкого телосложения, с короткой седой стрижкой. Он был одет в кожаную куртку и черные брюки. Личность второго погибшего уточняется»
Настя перечитала информацию еще раз, посмотрев на дату выхода газеты, она тихо сказала Франсуазе.
- Неужели это наш Махов нашел настоящего наследника?
- Да, наш жилец богатый был, - дворничиха с любопытством смотрела на Франсуазу. - Когда хоронили, столько цветов было, будто весь цветочный магазин скупили. А гроб какой! Я сколько живу, не видала подобных. Лакированный, небесного цвета. Этот-то ненормальный, кого вы в квартире видели, памятник заказал. Во весь рост будет стоять наш профессор, ну, конечно, с кошкой на руках. А эти твари в день похорон, словно взбесились, такой концерт закатили. Мяукали так, что за три улицы слышно было. Вот, девки, какая история.
- А можно нам газетку взять?
- Ну за полтинник, пожалуй, отдам, - дворничиха опять уставилась на Франсуазу. – У негры, наверное, денег куры не клюют.
- Не клюют, - вздохнула Настя и отдала женщине деньги.
- Курам в Африке жарко, - вдруг выдала Франсуаза и состроила угрожающую гримасу, которой она выражала брезгливое презрение плохим людям.
- Как грустно закончилась наша история, - девушки брели по осенней улице, - сегодня же нужно позвонить Лидии. Сказать, что ехать не нужно. Нет наследника у мадам Дюваль.
До Парижа они дозвонились быстро. И слышимость была такой, словно Лидия находилась в соседней квартире. Выслушав сообщение Насти, Лидия помолчала немного, а потом сказала:
- Поездку мы отменять не будем. Встречайте нас тринадцатого января, - и назвала номер рейса.
