Глава 1 Телемастер
Глава 2 Сын Арестанта
Глава 3 Лев Махов
Глава 4 Отличница
Часть Вторая
Глава 5 На Улице Таврической
Глава 6 Сердечный Приступ
Глава 7 На Крыльях Любви
Глава 8 Великие Переселенцы
Часть Третья
Глава 9 Дедушка Юбер
Глава 10 Сестры-француженки
Глава 11 Потерянный рай
Доктор взял шляпу и направился к выходу.
- Чарльз, мы вас никуда не отпустим, - тихо, но твердо произнесла Антуанетта.
- Да, да, я согласен с женой, - подхватил Юбер. – Признаться, вы меня несколько сбили с толку. Мне казалось, что для бывалого моряка не осталось тайн ни на суше, ни на море. Но, похоже, я большая бестолочь по части здоровья. Мне то что, я за себя не беспокоюсь, потому как здоров, словно ломовая лошадь. А вот мои домочадцы… Итак, мы готовы предоставить вам комнату и стол. Но хочу предупредить, мы питаемся не как буржуа, но достаточно сытно и вкусно.
- Я готов принять ваше предложение, - Чарльз вскинул заносчиво подбородок. – Но при одном условии.
- Каком же? – почти в один голос переспросили супруги.
- С этого часа я назначаю сам себя вашим домашним доктором. И все вы будете беспрекословно следовать моим рекомендациям и советам.
- Воля ваша, - вздохнул, отчего-то совсем растерявшийся Юбер.
После того, когда, наконец, пришел багаж доктора, а состоял он в основном из книг и толстых тетрадей, испещренных мелким почерком, Чарльз провел обследование своих подопечных. Для каждого члена семьи он составил особое меню.
- Так что, мне теперь по разным горшкам все готовить? – удивилась Соланж.
- На глупые вопросы не отвечаю. Делайте, что велено!
За ужином Юбер ворчал:
- Где моя любимая тушеная капуста с колбасой? Что за мизерная порция паштета? Куда подевался уксус со стола?
Доктор посмеивался.
- Скоро вы у меня все будете по-настоящему здоровыми. А то взяли моду – одни булочки жевать, да острыми приправами жирные колбасы поливать.
- Хорошо, хоть вино пить можно, - зычно крякал хозяина, подливая в бокал красного терпкого напитка.
Для детей и Антуанетты Чарльз сам лично готовил в ступке кальциевую смесь из яичной скорлупы и двух видов трав.
Сам доктор ел совсем мало, всем блюдам предпочитал салаты из сырых овощей. Соланж очень переживала за старика. Наивная женщина была уверена, что Чарльз просто-напросто стесняется много кушать, потому как ему нечем расплачиваться за стол. Она пыталась тайком пронести в комнату доктора тарелки с жареными куриными крылышками, пирожками с яблоками. Утром, забирая пустые тарелки, негритянка довольно хмыкала:
- Все живые существа должны кушать много и сытно.
Соланж даже и заподозрить не могла, что доктор все угощения относил соседке Терезе Бланш, вдове, воспитывающей шестерых ребятишек.
Терезу, как и ее детей, Чарльз всякий раз подвергал медицинскому осмотру, потом строго спрашивал, заваривала ли она травяные чаи, которые он рекомендовал ей вчера.
- Сегодня я выпишу вам новые рецепты витаминных настоев, - Чарльз укоризненно смотрел на крестьянку, уминавшую одну за другой соленую рыбку. – О боже, зачем вы сыплете соль горстями на вашу печень. Прекратите! – топал ногами. – Вот, что нужно готовить, - протягивал листочки с мелкими буковками.
Когда он уходил, Тереза съедала еще с десяток мелких рыбешек, хмыкая, разглядывала докторские каракули.
- Спросил бы лучше, а читать-то я умею.
Еще одно правило внес доктор в семейство Дювалей. В любую погоду утром и вечером – обязательная прогулка к морю
- Дышим, дышим! Глубоко и ровно, - командовал он по дороге.
На берегу он заставлял Салли бегать, прыгать, взрослых поднимать руки, приседать. Маленькая негритянка охотно исполняла команды доктора, на старшую все время накатывали волны смеха. Поднимет руки и хохочет, присядет и опять зубы скалит. Забава, да и только!
Антуанетта старательно выполняла весь комплекс упражнений, разработанный Чарльзом персонально для нее. И с малышом доктор занимался по особой программе: массаж на песке, обтирания с морской водой.
Бывало, и Юбер присоединялся к компании. Особенно ему нравилось, что после променада полагался не один, а два стаканчика винца перед ужином, во время которого заметно увеличивалась порция горячего блюда.
На всех домочадцев Чарльз завел медицинские журналы, куда каждый день вносил физиологические наблюдения: температуру тела, давление, состояние сердца.
- У нас не дом, а госпиталь, - пробовал шутковать по своему обыкновению Юбер. – Мечтал моряк построить отель, а приехал доктор и завел больницу. Вчера Марго своего сына к нам привела. Собака, видите ли, его укусила! А мы при чем? Позавчера старый Рено полчаса у калитки про свои суставы рассказывал. Не очень мне это нравится…
Но не нравилось хозяину совсем другое. Практически работы по достройке северного крыла отеля были приостановлены. Нанимать работников было не на что! Осенний неурожай, дикая и суровая зима подняли все цены на рынке в несколько раз. Соланж, возвращаясь с базара, рыдала в голос.
- Не хотят торговаться, весь кошелек опустошила, а всего-то продуктов принесла с гулькин нос!
- Друзья мои, - однажды после завтрака произнес Чарльз, - я попрошу минуточку вашего внимания.
- Опять новые рецепты? – буркнул Юбер, которому завтрак из овсяной каши и травяного чая не очень пришлись по душе. – Могли бы вы поискать в ваших книгах что-нибудь пожирнее, да понаваристее.
- Для вас, милейший, непременно я что-нибудь разыщу. Похоже, новая диета портит вам настроение. И все-таки, я прошу, послушайте меня.
Доктор вышел на середину комнаты и тихо произнес.
- Сегодня ночью, я принял окончательное решение – жить рядом с вами до моего последнего вздоха. Если вы похороните меня с честью, я буду слать вам с небес мои горячие приветы. Но, здесь на Земле, я не привык жить за чужой счет. Поэтому всю свою наличность, а так же чек Лондонского банка я передаю хозяину отеля и очень славному малому, Юберу Дювалю.
- Боже праведный! – воскликнул Юбер, когда увидел, какие цифры значились на чеке.
- Вы не шутите, Чарльз, - спросил моряк хриплым голосом.
- Как вы могли убедиться, я вообще не склонен к розыгрышам и глупым шуткам. И возраст не позволяет, и характер не тот.
- Сияй, сияй, мое солнце! – Юбер в возбуждении подскочил к окну. – Да здравствует доктор и наш замечательный отель! Теперь-то мы его достроим.
Почувствовав общую радостную атмосферу, маленькая негритянка выбежала на середину комнаты и начала танцевать.
- Никто ведь не учил! – Соланж с восхищением смотрела на дочь, которая выплясывала темпераментные африканские па.
Маленький Андре хлопал в ладоши и громко смеялся. По лицу Антуанетты текли слезы. Она давно уже догадывалась, что все сбережения Юбера растаяли.
На следующий же день работы закипели. Юбер нанимал одну бригаду за другой. Ждали летнего сезона.
По субботам Чарльз ходил в казино, расположенное рядом с театром Массарини. Здесь играли в вист, триктрак, шахматы, читали французские и английские газеты, горячо обсуждая политические новости.
- Это катастрофа! – почтенный немец, математик, приехавший в Ниццу поправить здоровье, заикаясь, произнес.
- Господа! Бастилия пала…
Мгновенно смолкли разговоры. Тишина, которая повисла над дымом сигар, говорила о многом. Люди, отдыхающие здесь сегодня вечером, революции не желали. Им было комфортно, сытно, уютно в своем привычном мире.
- Сударь, как называется газета, которой вы нас всех напугали? – Чарльз протянул руку за серым листком, мало напоминающим респектабельное издание.
- «Друг народа». Издатель Марат. Так, так, - пробормотал озадаченно Чарльз. – Неужели этот тот самый Жан Поль Марат?
Имя талантливого ученого, автора исследования в области оптики, хорошо было известно в медицинских кругах. Кто же ответит, что могло заставить преуспевающего ученого оставить свои занятия, нужные человеческому роду, и шагнуть из тихого кабинета на улице Старой голубятни в самую гущу заварухи. Зачем ему понадобилась безграмотная толпа, гипнотически опьяненная бравыми лозунгами. Чарльз размышлял, повторяя в такт шагам.
- Ошибаются все. Но умные люди во время понимают свои ошибки.
Увы! Судьба не даст шанса ученому, чтобы осознать и оценить все содеянное. Революционный порыв Марата закончится трагически. Он будет заколот у себя дома в ванне политически-экзальтированной особой, Шарлоттой Корде.
Под ножом гильотины оборвутся жизни других революционных деятелей – Робеспьера, Сен-Жюста, Кушона.
Но все это будет позже.
А пока революционная мясорубка набирала обороты, оглушая и опьяняя до одури одних, и, смертельно пугая других. Чарльз был из тех, кто ненавидел всякое посягательство на монархические устои.
- Боже мой, - простонал он, когда, поднявшись на террасу, застал идиллическую картинку в милом для сердца доме. Салли возилась на ковре с мальчуганом, Антуанетта вышивала анютины глазки на будущей скатерти, Соланж перебирала сухофрукты, тихонько напевая. В один момент эти разбойники могут все разрушить! Горькая мысль вызвала сердцебиение.
- Что случилось? – от Антуанетты не могло укрыться беспокойство, пронизавшее все существо доктора.
- Беда, - Чарльз опустился на кресло. – В Париже и других местах, расположенных совсем близко от нас, бродят бесчисленные толпы оборванцев.
- Чего они хотят, эти лентяи? – подбоченилась Соланж, демонстрируя готовность дать отпор всем нечестивцам.
- Свободы, равенства, братства, - иронично процитировал доктор политический лозунг революционеров.
- Ну, и на здоровье, - Соланж даже успокоилась. – Покричат, да и затихнут.
- Думаю, эта кутерьма может затянуться надолго. Самое страшное, что уже заработал механизм бандитской идеологии: безнаказанно грабить и убивать тех, кто не с ними.
- Что же будет, доктор? – Антуанетта отложила рукоделие.
- В Париже закрыты продовольственные лавки. Начался голод и в других городах.
- Так, так, - засуетилась Соланж, выбирая корзины для провизии. – Значит, нужно спешить на рынок. Вдруг через день другой разбойники нагрянут сюда. Я уже давно заметила, как заваруха какая, первыми исчезают торговцы. Что скажешь, доктор?
- Что скажу? – стал набивать трубку табаком, при этом руки его дрожали. Он помолчал какое-то время. – Скорее всего, запасы провизии нам в доме не помешают. Но двумя корзинками здесь вряд ли обойдешься. Пожалуй, нам с Юбером нужно нанять повозку и проехать по соседним деревням, чтобы закупить у крестьян соли, сыров, круп, вина. И не на три дня, а эдак месяцев на шесть.
- Вы полагаете, - Антуанетта прижала к себе сына, - через полгода все успокоится.
- Надеюсь, что королевская армия окажется сильнее голодранцев. Да и монархи других стран не должны позволить распространению революционной чумы.
- Что за паника? – Юбер возник на пороге. – На всех перекрестках только и говорят о каком-то штурме Бастилии. Но при чем здесь мы. Париж далеко. В нашем графстве Савойских свои порядки, которые лично меня устраивают. Газет я не читаю. А с сегодняшнего дня и вам бы не советовал брать в руки никому не нужные агитационные листки. У меня в жизни другие задачи. Я должен достроить отель «Белый ангел».
Все три года, когда Франция задыхалась в лихорадке чрезвычайных событий, в Ницце было спокойно. За кулисами южного морского городка остались тайное бегство королевской четы из Версаля, ожесточенные битвы с контрреволюционной Пруссией. А также, самая обидная, самая гнусная из войн – гражданская война, когда сосед идет на соседа с ножом, брат стреляет в брата. Ниццы еще не коснулось все, что сопутствует политическим катаклизмам: беспощадный голод, мерзкая разруха, грабежи.
Здесь, на Лазурном берегу, по вечерам в театре Массарини звучали бесшабашные итальянские оперетки, в казино проигрывали фамильные драгоценности, а на рынке шла бойкая торговля креветками и маслинами.
Наконец, Юбер Дюваль достроил свой отель. И богатые постояльцы не заставили себя ждать. Сотни семей зажиточных французов, напуганные
революцией, сорвались со своих мест в поисках тихого пристанища.
Тяжелые повозки, груженные серебряной посудой, коврами, изящной мебелью, день и ночь тянулись по улицам морского городка. Более двух тысяч эмигрантов поселились в Ницце, где они, как им казалось, обрели покой и веру в возрождение монархии.
Но январь девяносто третьего года принес в город не только затяжные, холодные дожди, но и известие, леденящее души. Король был казнен. В этот день все эмигранты облачились в траурные одежды.
- Ну, теперь-то вы понимаете, что произошло? – от отчаянья доктор не находил себе места. – Почитайте последние газеты. От них тошнит. Все эти якобинцы, жирондисты, дантонисты – не более, чем выскочки и карьеристы.
- Успокойтесь, милый Чарльз, - Антуанетта непрерывно смотрела в камин, где языки пламени завораживающе меняли свои очертания, внося горячим беспокойством, умиротворение в душу. – На все воля божья. Люди заблуждаются, думая, что все перемены большие или малые зависят от их физических или умственных усилий. Ан нет! Есть бог, который все и решает по своему высшему усмотрению.
- Мда, - Чарльз выпустил колечки душистого дыма. – Барышням с вашими понятиями и мудростью следует сочинять философские трактаты.
Но чувствовалось, что спокойный женский голос, потрескивание дровишек в камине, веселое ауканье Андре и Салли, играющих в прятки, притушили отчаянный гнев англичанина. Ведь наша жизнь такова, какой мы ее видим.
- Действительно, доктор! – Соланж, шурша юбками, суетилась вокруг большого стола, расставляя приборы для постояльцев. – Зачем изводить сердце далекими чужими трагедиями. Наша жизнь здесь идет неплохо. Давайте-ка, я развеселю вашу кровь подогретым вином.
За ужином эмигранты уже не произносили тосты за здоровье и благополучие короля. Они молили бога о том, чтобы революционный ураган пролетел мимо их маленького уютного рая. В котором люди играли в свою прежнюю жизнь: музицировали, читали стихи, прогуливались под луной вдоль моря.
Еще несколько месяцев в Ницце, принадлежавшей графу Виктору Амадея, отпрыску итальянского рода Савойских, будет благополучно, сытно и мило.
В сентябре, в разгар благолепия бархатного сезона знатному парижанину Жану Де Макуа курьер доставил секретную депешу.
- Что за срочность такая? – сонная Соланж открыла дверь на ночной звонок. – Неужели до утра не подождать?
- Мадам, на пакете надписи «Срочно» и «Вручить лично», поэтому я настаиваю на том, чтобы вы сию же минуту разбудили месье Де Макуа, - почтовый служащий, высокий веснушчатый парень, не желал подчиняться чужой прислуге.
- Ишь, раскомандовался, - недовольная Соланж отправилась в крыло отеля, где проживали постояльцы.
Вскрыв пакет, и, пробежав глазами короткие строчки, граф Де Макуа, подвижный маленький старичок, с розовой кожей на щеках и затылке, прошептал:
- Мы погибли!
Прижав к груди сухую маленькую ручку, он жалобно попросил:
- Соланж, голубушка, позовите доктора. Боюсь, что мое сердце не выдержит этой боли.
Напуганная негритянка разбудила Чарльза, и они первыми в квартале узнали жуткую новость. Вновь созданная Южная Армия получила приказ о штурме Ниццы. Франция опять вспомнила о прекрасной жемчужине, некогда ей принадлежавшей, и решила грубой силой вернуть ее себе.
Ночная новость стремительно перелетала из дома в дом, из отеля в отель. И уже утром роскошный, вальяжный город было не узнать. Наспех собрав свои пожитки, эмигранты с детьми, служанками, собачками беспорядочной толпой ринулись к порту. За немыслимые деньги нанимались суда и простые рыбачьи лодки. Скорее, скорее! Революционная чума уже близка.
Недолго сопротивлялось войско графа Савойского внезапной атаке гвардии под руководством генерала Дансельма. Город был сдан.
Печальна судьба любого населенного пункта, в который вступают чужестранцы. Похоже, что в этот момент солдаты, опьяненные победой, забывают обо всем благородном, что вдохнул в их души всевышний. Грабежи, насилия, убийства…- этот мрачный список могли бы продолжить местные жители любого оккупированного города.
Первым делом Юбер снял с резной калитки табличку «Белый ангел приглашает». Затем разложил вдоль ограды валежник и поджег его. Темный дым окутал силуэты деревьев и строения.
- Зачем вы это делаете? – Соланж еще не понимала, как изменилась жизнь городка.
- Я не желаю, чтобы под нашей крышей поселилась нахальная компания в мундирах. Закройте-ка поплотнее все ставни и постарайтесь лишний раз не появляться ни в саду, ни на улице.
Юбер не стал рассказывать своим домочадцам, какие мерзкие картины он наблюдал в городе. Французские гвардейцы, не церемонясь, занимали понравившиеся им апартаменты, вышвыривая на улицу стариков и детей.
Женщин французы любили всегда! Хорошенькие ницшанки, тряслись от ужаса и страха, попрятавшись по чердакам и подвалам. Любвеобильные солдаты объявили на молодух настоящую охоту.
Беспредел и хулиганство творились на рынках и в торговых лавках. То, что солдаты не могли унести с собой, разбивалось, разливалось, втаптывалось в грязь. Теперь на рынок за свежим молоком, маслом, яйцами ходили только мужчины. Озлобленные крестьяне подняли цены, не желая торговаться.
- Не просите, не отдам! – черноволосая пышнотелая птичница, пыталась отогнать от своего прилавка нахального черноусого солдата, который в пьяном кураже повторял:
- Подари петушка и три курочки!
- Отойдешь ты, наконец, - итальянка схватила хлипкого гвардейца за шиворот.
Он мгновенно протрезвел.
- Вот как ты, гадина, обходишься с солдатами великой армии! На помощь, - резко крикнул он в сторону караульных с оружием. – В тюрьму ее, контрреволюционерку паршивую.
Два дюжих молодчика схватили упирающуюся торговку и поволокли сквозь замолчавшую толпу.
- Варвары, ненавижу! – голосила, что есть мочи, Джина. Глаза ее, блуждающие по лицам, остановились на Чарльзе.
- Доктор, миленький, у меня там мальчонка в корзине.
- Заткнись, - гаркнул гвардеец, крепко ударив женщину прикладом.
- Пойдем, дитя спасать, - мрачно произнес Юбер, еле сдерживая свой гнев.
Чарльз быстро нашел большую плетеную корзину, в которой спал годовалый Поль.
- Не волнуйтесь, птицу Джины я продам и деньги сберегу, - тарахтела тетка в темном платке. – Мы ведь с ней из одной деревни. Дома у нее еще два мальца и мать-старуха.
- Ой, ой! – запричитала Соланж, когда увидела, какой груз мужчины принесли с рынка.
- Подождите, - Чарльз тщательно вымыл руки, - я должен осмотреть мальчика.- Что-то мне не нравится высыпания на его коже.
Всю ночь мальчик плакал отчаянно и громко. Его не могли успокоить ни Соланж, ни Чарльз. Тогда Юбер, чтобы дать отдохнуть всем домочадцам, взял малыша на руки и стал ходить с ними по комнате, напевая заунывные морские песни. Так когда-то он убаюкивал маленького сына, когда уставала Антуанетта.
Через три дня Поль умер от скарлатины.
- Болезнь была уже в той стадии, когда процесс не остановить, – сокрушался старый доктор, опуская маленький гробик в могилу.
- Жаль мальчонку, - вытирала слезы Соланж. – Но ворожея Амалия вчера еще мне шепнула, что ты сам, Юбер, принес в наш дом весть от старухи-смерти. Как бы новых бед не было…
- Не слушай глупых женщин, - возмутился Юбер. – Я от всего сердца желал мальчика спасти. А что рос бы Поль вместе с Андре. Один сын хорошо, а два еще лучше.
- Судьба, на все своя судьба, - печалилась Антуанетта.
Первым занемог Чарльз. Почечные колики уложили его в постель. И только спустя несколько дней, старого доктора осенило: боль в спине не что иное, как внедрение стрептококка скарлатины в его чрезвычайно уязвимые больные почки. Кряхтя и бормоча молитвы, Чарльз поднялся, обработал специальным раствором руки и, надев на лицо марлевую повязку, спустился вниз.
- Вот так явление! – Соланж испугалась. Зато ее дочь решила, что доктор надумал их хорошенько развеселить, поэтому она громко засмеялась.
- Друзья мои, – тихо произнес доктор, обведя печальным взглядом жильцов «Белого ангела». – Все вы знаете, что мальчик, которого мы с Юбером принесли с рынка, умер от чрезвычайно заразного заболевания. Мы, к сожалению, не принимали никаких мер предосторожности. Поэтому сейчас я должен вас всех осмотреть.
Тревожные минуты осмотра тянулись слишком долго.
Слава богу, никаких признаков заболевания не обнаружилось у Андре, Салли, Антуанетты и Соланж. Юбер долго отнекивался от вопросов Чарльза. Но, когда доктор посмотрел горло моряка, а потом измерил температуру, он почти прокричал:
- В постель, и немедленно!
- Надеюсь, вы пошутили? Не было такого случая в жизни, чтобы ничтожная инфлюэнца уложила в кровать Юбера Дюваля!
- Прекратить разговоры! – затопал ногами старик. – Учтите, все детские болезни для организма взрослого человека опасны вдвойне. Ох! – он сморщился от боли, пронзившей его поясницу.
- Да, месье, - Соланж нахмурила брови, обращаясь к Юберу. – Иногда нужно послушать доктора. Еще и недели не прошло, как мы схоронили мальчика. Болезнь действительно очень опасна, - слезы потекли по ее шоколадным щекам.
- Голубушка, - Чарльз обратился к негритянке, - хоть на улице и темно, вам необходимо дойти до фармацевта Тони Блюммера и купить лекарство. Сейчас я выпишу рецепт. Боюсь, что на этот раз без медикаментов нам не обойтись.
- Да, я сейчас, - произнесла Соланж и растерянно посмотрела на Антуанетту. В глазах негритянки стыл страх.
- Не волнуйся, милая, - подбодряюще улыбнулась хозяйка. – Тебя одну в такую ночь я не отпущу. Детей отправим к соседке, мужчин уложим в постель, накинем платки и отправимся к фармацевту. Вдвоем-то не так страшно.
Улицы были пустынны. Соланж медленно катила перед собой кресло Антуанетты, вздрагивая от каждого подозрительного шороха. Вдруг наперерез женщинам из темного переулка вышла группа солдат. Видимо, они только что откушали в ресторане на городской площади и отправились в ночь в поисках приключений.
- Стой! Что везешь, - один из гвардейцев схватил негритянку за руку.
- Матерь божья, да ты черна, как сажа, - он отпрянул от Соланж. – Инвалидка твоя такая же страшная, как и ты? – он нахально откинул платок с лица Антуанетты.
- Хорошенькая, сразу видно, настоящая француженка.
- А ты ведь, куколка, притворяешься, будто ходить не можешь. Насмотрелись мы здесь на ваши уловки. А ну, вставай на ножки. Они у тебя, должно быть, такие же хорошенькие, как и мордашка, - солдат попытался задрать юбку сидящей женщины.
- Отстань, негодник! – Соланж вцепилась в обидчика, как разъяренная кошка.
- Ах ты, мартышка черная, своими грязными ногтями царапаться вздумала! – гвардеец наотмашь ударил Соланж по лицу.
Она упала. В это время два других солдата, улюлюкая и громко хохоча, погнали кресло с Антуанеттой.
- На помощь! – заголосила Соланж и, оттолкнув склонившегося над ней солдата, вскочила и понеслась в сторону дома.
- Юбер, Чарльз, скорее! Беда! Хозяйку увезли…
На крик матери из соседнего дома выбежала Салли, затем из-за калитки показался Юбер с ружьем в руках.
- В какой стороне эти подонки?
- На городской площади, - простонала негритянка.
- Юбер, я с тобой, - метнулась за мужчиной маленькая тень.
- Дочь, остановись, - прохрипела Соланж.
Но поздно! Два стремительных силуэта растаяли в темноте аллеи из кипарисов.
- Ну, крошка, давай, танцуй, танцуй! – два солдата держали Антуанетту под руки и громко ржали, наблюдая, как непослушное женское тело раскачивалось из стороны в сторону.
- Не могу понять, - чернявый красавец попытался поставить женщину перед собой. – То ли она действительно калека, то ли девка так умело притворяется. - Смотри мне в лицо! – он крепко прижал к себе торс Антуанетты.
Бледная, с растрепанными волосами, с глазами, распахнутыми от ужаса, Антуанетта была в полуобморочном состоянии. На освещенном пятачке площади другие гвардейцы, наблюдая за необычным спектаклем, гоготали, хлопали в ладоши, выкрикивая непристойности.
- Кому же такая куколка достанется? Чтобы эти ножки побежали, хороший ключик нужен для завода.
- А ну, оставь женщину в покое! – рявкнул на всю площадь разъяренный Юбер.
Вид его был страшен. В нижнем белье, с всколоченными волосами, с лихорадочным румянцем на щеках, он навел дуло ружья на одного из мучителей Антуанетты.
- Не стреляй, он хороший, - выскочила из темноты маленькая негритянка, заметив, что один из солдат прицелился в Юбера из пистолета.
Почти одновременно прозвучали несколько выстрелов.
Юбер успел–таки прострелить грудь обидчику. Но почти через мгновение упал и сам, сраженный револьверной пулей.
Первая пуля, от которой хотела защитить хозяина верная Салли, попала негритянке в кучерявый затылок.
- Сматываться нужно! – пьяные солдаты и не поняли, кто в кого и почему стрелял.
Когда Соланж и Чарльз доковыляли до площади, Юбер и Салли были мертвы. Антуанетта лежала под фонарем в глубоком обмороке.
- Доктор, я вас умоляю, спасите мою девочку, - отчаянно затараторила Соланж, подняв с земли гибкое тельце. – Уверяю вас, она теплая. У нее крепкое сердечко.
Чарльз закрыл глаза Юберу и склонился над Антуанеттой.
Соланж, казалось, сошла с ума. Она, заламывая руки, громко и тоскливо завывала:
- Девочка моя, крошка нежная, почему ты покинула меня?
Через два дня состоялись похороны. В сумерках, потому как нынешняя власть запрещала все обрядные процессии местным жителям. Вернувшись с кладбища, обе женщины зарыдали так горько, так отчаянно, что Чарльз не выдержал.
- Скорбь наша велика. Но вы должны помнить, что души наших любимых Салли и Юбера обязательно окажутся в раю. А, здесь на земле, Антуанетте нужно растить сына, заботиться о «Белом ангеле», а Соланж нужно преданно помогать своей хозяйке, - по морщинистым щекам потекли слезы.
Весь дом погрузился в горестное, угрюмое молчание.
Мир детства Андре был прост и удивительно гармоничен. Безмятежно-щедрая природа Лазурного берега, ласковое обожание близких людей дарили ощущение своей неслучайности на белом свете.
Андре не знал, при каких обстоятельствах погиб его отец. Однажды кто-то произнес на любопытный детских вопрос – «сердечный приступ», и, как оказалось, эта легенда не потребовала мучительных объяснений.
Вдохновенные рассказы матушки и тети Соланж о том, каким необыкновенным человеком был Юбер Дюваль, наполняли мальчишескую душу гордостью.
- Подождите, немного, и я буду тоже таким замечательным. Обязательно!
Мальчик взрослел, а вместе с ним рос и хорошел город.
Новая власть от Франции словно торопилась что-то доказать местным жителям. Возводились новые отели, был протянут мост через реку Вар, открылся французский лицей, и все площади, парки приобретали современные физиономии. Перемены радовали всех горожан.
- Жемчужина обретает достойную оправу, - говорил доктор Чарльз о Ницце с нежной любовью, словно прожил здесь всю свою долгую жизнь.
Мало местечек на земле, которые имеют подобное магическое обаяние и удивительную способность влюблять в себя навеки!
И утром, и вечером доктор совершал променад по морскому берегу. Андре всегда с удовольствием сопровождал доктора. Все первоначальные знания по ботанике, географии, истории мальчишка получил во время этих длительных прогулок.
О медицинских науках вопрос особый. Андре безоговорочно и навсегда уверовал в то, что врачевание – самое благородное и значительное дело на земле. Уже лет с десяти он ходил помощником Чарльза в дома, где были больные. Подавал инструменты, подсоблял в перевязках, мог сам подсадить пиявок, приложить обезболивающий компресс.
- Вы бы дитя не таскали с собой, - всякий раз сердилась Соланж, наблюдая, как Чарльз тщательно упаковывает саквояж. – Зачем мальчику лишние переживания? Пусть с ребятами в мяч поиграет.
- Практика и наблюдение – лучший учитель для будущего медика, - Чарльз так и не оставил своего нравоучительного тона. – А еще, мадам, смею вас заверить, что самое бесценная на земле вещь – это время. Отчего человек становится несчастным и нищим? От того, что неправильно распоряжался самым главным богатством – временем.
- Да, ну вас, - беззлобно отмахивалась Соланж. – Ведь сколько лет рядом с вами живу, а так и не научилась понимать, о чем вы толкуете. Сердцем к вам привязалась, это точно, поэтому и не спорю с вами, - негритянка растягивала в улыбке полные губы. Она протягивала доктору холщевую, сияющую чистотой куртку. - И для маленького доктора тоже специальный костюмчик приготовлен, - добавляла озабоченно.
Позже, когда Андре Дюваль выдержал экзамен в престижную школу медицины под Парижем, заветная мечта – стать врачом, обрела конкретные
очертания.
Студент Дюваль не просто посещал лекции и анатомический театр, у него была своя большая цель, которая зародилась очень давно, еще в детских сновидениях. Именно по ночам к нему являлся образ матери, легко и непринужденно бегущей, то вдоль кромки прибоя, то по цветущему лугу.
- Сынок, я так счастлива, - она распахивала руки и почти летела ему навстречу.
По утрам мальчик, вспоминая сон, всякий раз надеялся, а вдруг что-то произойдет, и мать встанет на ноги и навсегда расстанется со своим инвалидным креслом.
Теперь он знал, что чудо может и должна совершить медицина. Долгими часами студент копался в библиотеке, в медицинских архивах, разыскивая истории подобных болезней. Он посещал инвалидные дома, дежурил в клиниках, где лечились пациенты с нарушениями в позвоночнике.
- Если бы я был художником, - как-то сказал Андре своему другу Жану, - я бы создал галерею портретов горбунов. Какие у них совершенные и одухотворенные лица, какие умные и добрые глаза.
Жан, бледнолицый и анемичный парижанин, пожал плечами.
- Кому интересен внутренний мир калеки? Изучать стоит гениальные личности.
Его кумиром, как и для всей молодежи той поры, был Наполеон. Жан в буквальном смысле молился на образ темноволосого корсиканца.
С большим энтузиазмом Жан и Андре встали под знамена Великой Гвардии.
Наполеон подходил к Москве. За пятнадцать лет войны сколько блестящих столиц распахнули свои ворота перед Великой Армией! Милан, Венеция, Александрия, Вена, Берлин, Антверпен, Варшава и, наконец, еще одна звезда, загадочная, манящая с чудным именем - Москва.
Достигнув Поклонной горы, кавалеристы в сотни глоток закричали:
- Да здравствует Император! Да здравствует Великая Франция!
Полетели в ясное осеннее небо кивера и каски. С Поклонки вся Москва открывалась, как на ладони.
Дивной и ослепительно красивой была панорама Москвы: золотые купола, дворцы, разноцветные домики. А в центре - башни древнего Кремля с колокольней Ивана Великого. Огромный крест сиял на вершине.
Французы жадно вглядывались в подзорные трубы. И чем больше смотрели, тем больше дивились. Неужели Москва пуста? Над крышами не вилось ни одного дымка. На улицах не было ни экипажей, ни прохожих.
Наполеон недоумевал. И первую ночь в Москве император провел в кабаке у заставы. Все переулки Дорогомиловской слободы были перекрыты патрулями. Опасность, русская, неизведанная, дикая мерещилась из всех углов.
Ни одна столица мира не встречала непобедимых французов таким образом. Город, словно вымер, как после чумы. От безжизненных домов веяло тоской и ужасом. И все-таки утром Гвардия вошла на московские улицы в парадных мундирах и под музыку оркестра.
Наполеон расположился в Кремле. И в ту же ночь вспыхнул пожар. Дикий, необузданный. Словно сам дьявол, решил потешиться над людьми. В зловещем пламени исчезали старинные дома, сады и парки. Все пожарные трубы были вывезены из города, уповать можно было только на природу. Долгожданный дождь случился только через два дня. Но гвардия не забыла ужас и страх первых московских дней. Будто побывали в аду.
Помощник лейб-медиков, месье Дюваль каждый день совершал обход военного лагеря. Он выспрашивал солдат о самочувствии, при необходимости оказывал первую помощь.
В основном, здесь в Москве офицеры и солдаты жаловались на несварение желудков, так как ели и пили без меры. Много хлопот доставляли травмы от драк и потасовок. Задиристый пыл гвардейцев, сдобренный вином и относительным бездельем, толкал на поиски острых ощущений.
- Доктор, а доктор! Уважь и нас, выпей в хорошей компании! – размалеванные, как куклы, женщины сидели в обнимку с солдатами у костров. Заодно и обследуешь нас по-медицински! – женщины смеялись, задирая подолы юбок.
Андре краснел и спешил побыстрее выбраться из закоулков солдатского мира. А что до этого знал о жизни серьезный книжный мальчик? Недавний выпускник медицинской школы под Парижем, как все молодые люди той поры, призванный на службу под Знамена Великой Гвардии, даже в самых невероятных снах не мог увидеть то, что довелось лицезреть в первом настоящем походе.
В письмах родным в Ниццу он сообщал, что госпиталь для императорского двора устроен в одной из боковых построек древнего московского кремля, что французы располагаются в русской столице основательно, а значит, надолго. Устроена хлебопекарня, ведутся работы по постройке кухонь, на больших огородах вокруг Москвы убирается урожай капусты и картофеля. Молодой доктор, рассказывая в письмах о буднях французской армии, не мог написать о главном, что будоражило юную романтичную душу. Душа его была переполнена горьким разочарованием. Кумир его юности, великий человек в треуголке, был низвергнут с пьедестала. Жизнь потеряла смысл. А что может быть страшнее в двадцать лет?
В «Белом ангеле», в Ницце жизнь, будто остановилась. Ждали писем, постоянно ждали писем из далекой России.
По ночам Антуанетта плакала, страдая от самых ужасных предположений.
- Сохрани моего мальчика живым и невредимым! – страстно взывала к богу женщина.
В беспокойных снах она видела своего сына маленьким и беспомощным мальчиком. Он протягивал к ней руки и умолял не оставлять его одного.
В ту осень косы Антуанетты стали молочно-белыми, а вокруг рта залегли глубокие горькие морщины.
Глава 12 Встреча в Москве
Глава 13 Синеглазый Король
Глава 14 Семейный Альбом
Глава 15 Трудная Любовь
Часть 5
Глава 16 Ночной ЗвонокГлава 17 В Париж
Глава 18 Валентинов День
Часть 6
Глава 19 Голубка
Глава 20 Режиссер Воронков
Глава 21 Борислава
Часть 7
Эпилог